Вернувшись в Дриберген после поездок в Берлин, Бреслау и Париж, я в частном порядке сообщил оберсту Гейнриху, что не в состоянии исполнить предназначенную мне роль в деле Штеле. Было бы лучше, если обвинение в том, что я неосознанно совершил акт предательства, исходило из нейтрального источника, а именно от соответствующей службы абвера в Берлине. Несколько месяцев спустя я услышал, что расследование не принесло никаких сюрпризов и что Штеле был арестован гестапо по подозрению в нелегальной деятельности. После покушения 20 июля его казнили.

Нечто подобное мне довелось испытать в результате еще одного контакта с немецким подпольным движением. В момент инцидента со Штеле я прервал личные связи с оберстом Фрайхерром фон Ренне, главой западного отдела Генштаба по иностранным армиям, которые завел по служебным соображениям. Исходя из опыта работы в абвере-I я испытывал крайние сомнения в прямолинейных методах фон Ренне и его необузданном темпераменте, хотя не в меньшей мере восхищался его выдающейся личностью и непоколебимой верой в возвышенные идеалы подпольного движения.

Второе бегство трех агентов «Северного полюса» в декабре 1943 года произошло в обстоятельствах, почти идентичных первому инциденту, за исключением того, что на этот раз узники вырвались из камеры через потолок и сбежали по крыше. Один из них был более или менее случайно схвачен в январе и водворен обратно в Харен. Прочие – агенты Ритсхотен и ван дер Гиссе – оставались на свободе, и мы напали на их след лишь в апреле 1944 года.

Тем временем радиоконтакты «Северного полюса» продолжали поддерживаться и обе стороны обменивались незначительными сообщениями, что не давало мне возможности противиться требованиям ЗИПО перевести агентов «Северного полюса» в немецкую тюрьму или концлагерь. До того момента этих людей не увозили из Харена из-за моего требования, чтобы они всегда были доступны для допросов. Теперь же меня просто уведомили, что большая их часть переведена в тюрьму в Ассене.

В марте 1944 года я предложил Берлину положить конец радиоконтактам, которые уже не могли никого обмануть, отправив с этой целью финальное послание. Мне тут же приказали предоставить на одобрение в берлинский абвер проект этого послания, которое должно было содержать уверенность в окончательной победе. Мы с Хунтеманном принялись сочинять послание, которое бы отвечало не только требованиям Берлина, но и нашим размышлениям над двухлетней мистификацией, которую мы вели с таким успехом. Это послание – первое, которое предстояло отправить незашифрованным, на обычном языке, тем не менее не должно было ни в чем отступать от стандартов тысячи с чем-то ранее отправленных нами шифрованных донесений. Мы уселись за мой стол и обменялись первыми набросками текста, в надежде придумать что-нибудь, достойное такого уникального случая. Каждый из нас сочинял по очереди несколько фраз, словно при игре в буриме, и в итоге получилось следующее:

«Господам Бланту, Бингему и компании, Наследники лимитед, Лондон. Мы догадываемся, что вы были вынуждены некоторое время вести дела в Голландии без нашей помощи. Мы тем более сожалеем об этом, поскольку долгое время оставались вашими единственными представителями в этой стране к нашему взаимному удовлетворению. Тем не менее можем вас заверить, что, если вы подумываете нанести нам на континент сколько-нибудь масштабный визит, мы уделим вашим посланцам точно такое же внимание, как и прежде, устроив им не менее теплую встречу. Надеемся на скорое свидание».

Перечисленные в начале послания имена принадлежали руководителям нидерландской секции СОЕ. Этот черновик мы переслали на одобрение в Берлин. Однако там, очевидно, были заняты более важными делами, и нам пришлось ждать две недели, прежде чем после пары напоминаний пришло разрешение передать послание без каких-либо поправок.

31 марта я передал незашифрованный текст на станцию радиоперехвата, приказав на следующий день отправить его в Англию по всем каналам, находившимся под нашим контролем, – их в то время насчитывалось десять. Мне пришло в голову, что 1 апреля – самая подходящая для этого дата.

Назавтра станция радиоперехвата доложила, что Лондон принял послание по четырем каналам, но по остальным шести не ответил на позывные…

Операция «Северный полюс» завершилась.

Попытка вражеской разведки захватить плацдарм в Голландии была отсрочена на два года. Мы предотвратили создание вооруженных организаций саботажников и террористов, которые могли бы устроить хаос за Атлантическим валом и ослабить нашу оборону в критический момент вторжения. Проникновение в подпольное движение привело к ликвидации широко разветвленной и решительной вражеской разведывательной сети. Абсолютное незнание врагом реального положения в Голландии было чревато для него тяжелым поражением, если бы он решился на вторжение в 1942-м или 1943 годах. Полученная нами информация о деятельности и планах вражеской разведки позволила принять меры против осуществления аналогичных планов в других странах.

Операция «Северный полюс» была не более чем каплей в океане крови и слез, страданий и разрушений Второй мировой войны. Тем не менее она оставила заметный след в запутанной и занимательной истории разведки – истории столь же старой, как война и само человечество.

Под закопченным сводом Северного вокзала в Брюсселе из только что прибывшего амстердамского экспресса выгружалась свежая порция пассажиров. Голоса продавцов газет эхом разносились среди гор багажа на спинах утомленных приезжих; к выходам из вокзала пробивались потоки фигур в оливковой и серой форме, столь же сильно обремененных поклажей.

Рабочие с усталыми, вытянувшимися лицами, упитанные дельцы от войны и многочисленные женщины в нарядных платьях и с сильно накрашенными, бледными лицами – вот кто представлял гражданское население в потоке людей, оказавшихся на брюссельском Северном вокзале на пятом году войны. Война, программы вооружения, оборонная промышленность и «Организация Тодта» прокачивали сквозь вокзал десятки тысяч людей на службе и отпускников, самовольно отлучившихся и дезертиров, персонал вспомогательных и трудовых корпусов из всех стран Европы – от Волги до Испании.

Люди из портов и сооружений Атлантического вала, из бункеров на стартовых площадках секретного оружия, с аэродромов и из мастерских, из складов, арсеналов и лагерей скапливались здесь и вновь рассеивались во все стороны, чтобы на следующий день их сменили новые толпы.

Этот могучий поток служил неисчерпаемым резервом всевозможной помощи для вражеских разведок, надежным источником шпионской информации и полезной средой для всевозможного саботажа. С самого начала войны враг не оставлял попыток воспользоваться предоставляющимися ему здесь возможностями.

Щупальца лондонской разведки растянулись из неоккупированной части Франции, из Испании и Швейцарии ко всем важным военным целям. Они пустили корни в немецких конторах, на строительных площадках и в оружейных заводах. Непрерывно всходили новые ростки – на аэродромах и складах, – образуя паутину шпионажа. Во Франции в 1940 году я уже ознакомился с эффективностью союзной разведки.