– Так а почему тогда вы не пишете о людях? – спросил ты. – О настоящих людях. Они вас не интересуют?

– Интересуют, да, но больше всего мне интересны отношения между людьми и животными, – ответил он. – Это трудно объяснить. Наверное, чтобы понять, придется прочесть какой-нибудь рассказ, если честно.

– По счастью, это входит в обязанности моей жены, – сказал ты. – А не в мои.

Гэрретт теперь казался немного расстроенным, как будто жалел, что вообще к нам подошел, и посматривал на свой столик, где сидел другой молодой человек, глядя в нашу сторону с тревогой на лице.

– А это кто? – спросила я, стараясь рассеять хмарь. – Тоже студент?

– Да, – ответил он. – Вообще-то нет. То есть да, он студент, но не на курсе творческого письма. Он изучает медицину.

– Ветеринарную медицину? – уточнил ты.

– Нет, обычную. Мы с ним познакомились несколько недель назад. Оба приехали в Норидж пораньше, чтоб обустроиться. В одном общежитии живем.

– Он ваш парень? – спросил ты, и я уставилась на тебя, недоумевая, зачем ты стараешься его смутить, но в тоне твоего голоса, похоже, не было ничего недоброго.

– Как бы да, – произнес Гэрретт уже чуть более уверенно. – Мы пока что не знаем. В общем, мне не хотелось вам мешать.

– Вы уже говорили.

– Я просто хотел поздороваться.

– Я рада, – ответила я. – До встречи в среду.

Он улыбнулся и кивнул. На его лице, когда он отходил прочь, читалось унижение пополам с разочарованием. Я оборотилась, чтобы отчитать тебя, но не успела и рта раскрыть, как он вернулся.

– Простите, что помешал, – произнес он.

– Ох да что ты будешь делать, – сказал ты, раздраженно вскидывая голову.

– Просто вот что… – И теперь он уже смотрел на тебя, а не на меня. – Ведь вы раньше тоже писателем были?

Живот мне внезапно скрутило судорогой, как будто кто-то меня только что столкнул с огромной высоты и я кувыркалась вниз, не в силах ни за что ухватиться, чтобы не упасть.

– Что вы имеете в виду – раньше был? – спросил ты.

– Просто когда я узнал, что курс у нас будет вести мисс Кэмберли…

– Зовите меня, пожалуйста, Идит, – сказала я.

– Я прочел ее роман. Вернее, перечитал, следовало бы сказать. А потом поискал кое-какие интервью с нею, и там упоминалось ваше имя. Вы же Морис Свифт, правда?

– Все верно, – сказал ты.

– Мне кажется, я и ваш роман читал.

– Который?

– “Два немца”.

– Вам кажется, что вы его читали?

– Еще в школе то есть. По-моему, я брал его в библиотеке.

Ты чуть улыбнулся.

– Но вы не уверены? – осведомился ты. – Это могло оказаться что-то другое. Книжка могла быть “Убийством в Восточном экспрессе”, например? Или “Войной и миром”?

– Я почти уверен, что это были “Два немца”. Просто я не вполне могу вспомнить, о чем она, вот и все.

– Ну, она о двух немцах. Разгадка, видите ли, в названии.

– Да, конечно. Наверное, я хотел сказать, что не помню сюжета.

– Да и ничего, – сказал ты. – Там его все равно особо не наблюдалось.

– И сейчас вы работаете над второй книгой?

– Второй роман моего мужа был издан в 1991 году, – сказала я.

– Ой, извините, – произнес Гэрретт. – Должно быть, я его пропустил. Выходит, сейчас вы пишете свой третий роман?

Ты поглубже вдохнул носом, после чего выдохнул. Несколько мгновений у меня было такое чувство, будто весь ресторан рассыпался в прах.

– Боюсь, я никогда не распространяюсь о своей текущей работе, – произнес ты. – И мы с женой сейчас празднуем здесь годовщину нашей свадьбы, поэтому, быть может, вы были б настолько любезны, что прекратили бы извиняться за то, что мешаете нам, и просто шли нахер.

Я уставилась в стол. Перед мальчиком я извиниться не могла, поскольку это означало бы, что я на его стороне, а не на твоей. Но мне было за него обидно. Он слегка хохотнул, как будто все это замечательная шутка, но отошел без единого слова – вернулся за свой столик и к своему возможно-бойфренду.

– Вот надо было? – спросила я, переводя взгляд на тебя. – Я даже свое первое занятие здесь не провела, а ты уже настраиваешь против меня моих студентов.

– Манда заносчивая, – произнес ты, подзывая рукой официанта со счетом, и как только ты это сказал, я поняла, что ты намеренно не уточняешь, кого имеешь в виду, Гэрретта или меня.

Видишь ли, Морис, может, придумывать замыслы своих книг тебе и не удавалось, но никто не мог бы отрицать, что слово ты чувствуешь тонко.

Через три недели после начала семестра мне пришлось вспомнить инцидент, случившийся на первом году нашей совместной жизни. Катализатором воспоминания стал рассказ, сданный у меня на семинаре одним из студентов послабее, – подробно описанная встреча двух старых друзей через много лет после того, как разошлись их пути. Сам рассказ оказался не очень хорош, и в классе к нему отнеслись отрицательно. Гэрретт – тот мальчик, которого ты постарался унизить за нашим праздничным ужином, – был вопиюще резок в суждениях, что меня расстроило, поскольку я надеялась на то, что его робость может скрывать под собою определенную меру сочувствия, но на самом деле то просто была маскировка грубого честолюбия, которому суждено было проявить себя по ходу учебного года.

Однако речь не о том студенческом рассказе. Просто он напомнил мне о том, как мы отправились с тобой на литературный фестиваль в Уэльс, мы тогда уже несколько месяцев встречались. Не успела я оглянуться, как совершенно в тебя влюбилась, и возможность представить себя публике твоей подругой подстегнула мои надежды на то, что у нас будет не случайная связь, а нечто более долговременное. На литературных фестивалях я уже бывала, конечно, но всегда как читатель и никогда не оказывалась в тайных комнатах, где перед своими выходами на сцену собираются писатели и издатели. В ту пору я как раз набрасывала замыслы для своего первого романа и не понимала, стану ли когда-нибудь частью этого мира, поэтому переживала все ярко.

До твоего выступления еще оставалось какое-то время, и, пока мы сидели с бокалами вина, я заметила, как ты все время поглядываешь на двери, в которых каждые несколько минут появлялся какой-нибудь писатель. Некоторым ты махал, кого-то не замечал, а несколько подошли поздороваться, но тут я увидела, как глаза у тебя широко распахнулись, а лицо вытянулось, и ты подался вперед, потянулся к программе, лежавшей между нами на столике, и принялся листать ее до сегодняшнего распорядка.

– Блядь, – сказал ты, когда твой палец остановился на какой-то строчке.

– Что такое? – спросила я.