Тиффани посмотрела на потолок. Хотя разве Дакота сейчас читает так много, как раньше? Разумеется, ей приходится читать для домашних заданий, и она с удовольствием садится за письменный стол и выполняет все задания, и Тиффани не приходится заставлять ее. Ну а чтение для удовольствия?

Когда в последний раз Тиффани видела ее читающей в постели или на диванчике у окна? И не вспомнить. Боже правый, неужели эта книга настолько расстроила Дакоту, что она не может даже больше читать?! Невнимательность Тиффани непостижима. Ужасная мать. Ужасная соседка. Ужасная женщина.

– Вид, ты уже почистил ботинки? – позвала она. – Лучше выехать пораньше. Под дождем транспорт еле ползет!

Тиффани засунула обратно в ящик все, включая книгу. Конечно, она ничего сейчас не скажет Дакоте – не перед собранием.

Такой разговор лучше отложить на потом.

День барбекю

Когда Сэм произнес «Эрика!», Клементина прижала ладонь ко рту, а потом быстро отвела руку, понимая, что этот жест доказывает ее вину. Ее глупость и беспечность просто непостижимы.

– О-о! Это ты! Спасибо! – сказала она Эрике, когда та вошла в комнату и вручила ей сумку. – Как ты догадалась, что она нам нужна? С Холли все хорошо?

Тараторя, она лихорадочно прокручивала в голове разговор с Сэмом. Что могла услышать Эрика? Какую-то часть? Или все? О господи, только не то место, где она говорила, что ей «отвратительна сама мысль»! Хуже всего был ее тон. Презрительный.

Она все говорила и говорила, как будто могла каким-то образом спрятать сказанное под слоями нового разговора.

– Дакота повела ее смотреть собачью конуру или что-то в этом роде. Она хочет на день рождения щенка. Не вздумай подарить ей щенка! Ладно, я просто шучу, знаю, ты не станешь. Дом изумительный, правда? Спорим, что даже собачья конура тянет на пять звезд!

За спиной у Эрики Сэм вытаращил глаза и рубанул ладонью горло.

– Тиффани зовет нас во двор к павильону. – Как обычно, Эрика говорила сухо и сдержанно. Может быть, она ничего не слышала?

– Пойду вниз, посмотрю, как там Холли, – сказал Сэм. – Справишься с Руби?

– Конечно справлюсь, – ответила Клементина.

Он всегда спрашивал, оставляя ее с одной или обеими девочками, словно желал удостовериться в том, что она действительно позаботится о собственных детях.

– Где ты собираешься переодевать ее?

Эрика огляделась по сторонам. Такие комнаты называются у богатых людей «медиарум». Кожаные диваны стояли напротив громадного настенного экрана. Увидев его, Сэм чуть ума не лишился от зависти.

– О господи! – охнула Клементина. – Не знаю. Наверное, на полу. – Она разложила пеленку и достала влажные салфетки. – Все здесь такое дорогое, верно?

– От меня воняет. – Руби кокетливо наклонила голову, как будто ее надо за это похвалить.

– Да уж, – согласилась Клементина.

– Разве Холли в этом возрасте не умела пользоваться горшком? – спрашивала Эрика, пока Клементина переодевала Руби.

– Мы все откладываем это, – призналась Клементина.

В обычной ситуации ее раздосадовало бы осуждение в вопросе Эрики, но сейчас она старалась смиренно признать свой промах, словно это освободило бы ее от сказанных ею противных вещей. Господи, она жаловалась на размер куска сыра!

– Раз уж начали, надо сделать это, а то приходится сидеть дома, нельзя никуда пойти – ну, можно, только это сложно… и… гм, мы все приготовили, у нас есть трусики, как у больших девочек, правда, Руби? И мы подумали, что после моего прослушивания, и дня рождения Холли, и сороковой годовщины свадьбы родителей Сэма мы это сделаем.

Замолчи, замолчи. Она никак не могла остановиться.

– Правильно, – без выражения произнесла Эрика.

Обычно она возражала подруге. С первых месяцев жизни Холли и Руби она читала статьи по воспитанию детей и при случае давала Клементине советы относительно каждого этапа роста ребенка. Клементина привыкла считать, что это доказывает навязчивый интерес Эрики к ее жизни, а не желание иметь собственных детей. Какой же она была эгоистичной!

– На ручки! – потребовала Руби, как только Клементина переодела ее. Она протянула руки к Эрике, и Эрика посадила ее к себе на бедро. – Туда! – Руби наклонилась на одну сторону, показывая, куда должна идти Эрика, словно сидела верхом на норовистой лошади.

– Ах ты, маленькая командирша, – проговорила Эрика, поднося Руби к книжной полке.

Там стояла фарфоровая кукла, которую Руби хотела подержать в руках.

– А-а, вот что тебе надо! – Эрика отодвинулась, чтобы Руби не смогла схватить куклу. – Наверное, ее нельзя трогать.

Поверх головы Руби Эрика встретилась взглядом с Клементиной. Глаза Эрики смотрели немного странно и туманно, но она не казалась обиженной или рассерженной. Должно быть, ничего не слышала. Вряд ли она пряталась за дверью и подслушивала. Это не в ее характере. Она сразу ворвалась бы к ним, чтобы вручить сумку и показать их некомпетентность, доказать, насколько лучше их она выполняла бы эту роль.

Клементина смотрела, как Эрика нежно склоняет голову к Руби, задыхаясь от чувства вины за то, что ей не хватает щедрости.

Но она все же не могла – не хотела – сделать то, о чем они просили.

Не хочу этого делать. Не хочу этого делать. Наклонившись, чтобы убрать в сумку пеленку, она осознала, что обращается мысленно не к Эрике, а к матери. Я была доброй и хорошей, но хватит уже, не заставляй меня сделать и это.

– Оливер! – позвала Эрика тихо на тот случай, если он еще спит.

Она стояла в изножье кровати, глядя на него. Одна его рука, лежащая поверх одеяла, была согнута, демонстрируя превосходные трицепсы. Он был худощавым, почти тощим, но хорошо сложенным. В самом начале своего знакомства они пошли на пляж вместе с Клементиной, Сэмом и Холли, тогда еще младенцем. Клементина прошептала на ухо Эрике: «Твой новый бойфренд на удивление мускулистый, а?» Это очень порадовало Эрику, хотя она не хотела в этом признаться.

– Мм? – Оливер перевернулся на спину и открыл глаза.

– Я сейчас поеду к маме, – сказала она.

Оливер зевнул, потер глаза и взял очки с прикроватного столика, потом глянул в окно на непрекращающийся дождь.

– Может, подождать, пока не прекратится этот потоп?

– Придется ждать весь день.

Она взглянула на кровать, застеленную белоснежным хрустящим постельным бельем. Оливер каждый день заправлял постель, по-больничному отворачивая угол одеяла. Она сама удивилась своему желанию раздеться, снова залезть к нему и забыть обо всем. Обычно она подолгу не валялась в постели.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.