В общем, нравилось мне тут всё. От еды до музыки, от публики до витающего в воздухе ощущения эксклюзива и исключительности. Или это одно и то же? Но ведь на самом деле витает!

– Игорек, а мы еще сюда придем? – нагло поинтересовалась я.

– Запросто, – легко согласился он.

– Когда, завтра? – Я тоже умею брать бычка за рога.

– Нет, – честно отвечает он. – У меня пропуск на понедельник и среду.

– Что, у всех пропуск только на определенный день?

– Нет, – смеется Игорек. – У некоторых – на любой день недели, а также на любой час дня и ночи.

– Ты еще не волшебник, – подытожила я.

– Но учусь активно, – парировал он.

Потом он подвез меня на своем желтом автомобильчике до моего дома. По дороге я Игорька сильно обидела: назвала рычащий движком «Мини Купер» «мини-пукером». Безобидная игра слов, а человек расстроился.

Пришлось дать ему не только завладеть моей ладонью, но и подержать свою на моей коленке. А вот когда он захотел продвинуться дальше, то есть выше, таможня сказала «нет».

Вообще-то Игорек мне нравится. И я сама стремлюсь к продолжению наших наметившихся отношений. Но что-то меня тормознуло. От меня не зависящее. Может, неловкость перед поросенком? Или я еще не готова к переходу в мир акул? Даже таких симпатичных и обходительных.

Поэтому прощались мы так же, как и встретились: не губы в губы, а щечкой к щечке. Игумнов – молодец: почуял сегодняшнюю бесперспективность и ничего не форсировал. Сделал вид, что всем удовлетворен, помахал мне ручкой и скрылся на своем «пукере», остались только дымок от сожженного бензина и эхо от рыка мотора в моих ушах.

Ну вот, соприкоснулась я с долгожданным миром богатства и успеха. Теперь можно и домой, поспать немножко. Из-за новой работенки я слегка отстала в институте. А Береславский на зачете не сделает мне скидку из принципа. Скорее наоборот, добавит гирьку, взвешивая мои недоработки.

Так что завтра будет нелегкий, однако обычный студенческий день: без злобных губернаторов, нахальных союзников и публичных лиц, проплывающих мимо твоего VIP-столика.

Люди Муравьиного Папки не заставили себя ждать. И начали свою партию как-то жестковато.

Они взяли Ефима, когда тот зашел в автосервис узнать насчет замены колес. Взяли в прямом смысле слова: под обе руки, довольно больно их вывернув. Портфель сразу шлепнулся на грязный бетонный пол.

Профессор сначала решил поорать: во-первых, чтобы привлечь внимание, во-вторых, потому что реально испугался. Но потом понял, что и задержавшие его – в форме, и в машину его усаживают раскрашенную, милицейскую. Не то чтобы данное обстоятельство успокоило – оборотней в погонах на просторах родины достаточно, – но когда тебя воруют официально, вряд ли кто из прохожих станет влезать. Хотя (это он уже в милицейском «бобике» додумал) если процесс пойдет, не меняя направления, то народ не только окончательно разъединится с правоохранителями, но и начнет им противостоять. А вот такое развитие уже по-настоящему опасно: Береславский хорошо помнит, что начинают революции романтики, а пользуются ее плодами негодяи.

Привезли Ефима Аркадьевича и в самом деле не в какие-нибудь тайные застенки, а в обычное отделение милиции. Это его несколько успокоило.

Пинком помогли высвободить неспортивное тело из салона и таким же образом, слегка подгоняя, доставили в «обезьянник».

С остановкой у стола дежурного, где у Береславского изъяли оба мобильных телефона, часы и ремень. Требовали также шнурки из ботинок, но суперленивый профессор давно уже не носил обуви, которую каждый раз надо завязывать и развязывать.

Тут, в отделении, испуг прошел окончательно.

Потому что драка началась. И еще потому, что включился некий наблюдатель, оценивающий поведение профессора как бы со стороны. Береславский сразу почувствовал себя актером жанра «экшн» и даже стал себе больше нравиться. Хотя с его склонностью к эгоизму и самолюбованию термин «больше» – малоприменим.

– Я требую адвоката, – строго, но без угрозы произнес Ефим Аркадьевич.

– Щ-щас будет тебе адвокат, – ответил ему дежурный. И показал большой, в рыжих волосах, кулачище.

«Хорошо. Не надо адвоката», – про себя согласился с дежурным профессор и присел на деревянную лавку. На этой же лавке сидела, сильно накренясь, размалеванная и очень пьяная баба лет тридцати пяти. А прямо на полу валялся мужик, то ли избитый, то ли травмированный – все лицо в крови. Но в любом случае нетрезвый. Несмотря на холод, на мужике оказались только брюки и майка, обнажавшая богато разрисованное тело. Это был настоящий бродяга, получивший свои наколки не в тату-салонах, а в тюрьмах и на зонах. И не как украшения, а как знаки отличия – в подобных вещах Ефим Аркадьевич по старой памяти (детство прошло за сто первым километром) еще разбирался. Береславский не к месту подумал, что, если проклинаемая всеми милиция вдруг в одночасье исчезнет, улицы быстро заполонят подобные граждане. И за помощью обратиться уже будет не к кому.

Он приготовился было к острому разговору с предполагаемыми противниками, но те все не появлялись.

Прошло полчаса.

Потом час.

Потом еще два.

Пьяную женщину сильно вырвало, и ей сразу стало легче.

Береславскому – нет, хотя он начинал понимать тактику оппонентов.

Потом зашевелился зэк на полу. Он явно очухался и потребовал телефон. Профессор испугался, что сейчас блатного начнут воспитывать огромным рыжим кулаком, но дежурный дал блатному мобильник. Через полчаса за ним приехали такие же «синие» ребята, забрали своего трезвеющего товарища, вытерли запекшуюся кровь с его лица. И самым открытым образом дали денег дежурному старлею.

Потом выпустили пьяную даму, которая к этому времени стала практически самоходной.

Ефим с полчаса посидел в одиночестве, после чего к нему затарили сразу трех агрессивных, возбужденных подростков.

– Дядя, дай закурить! – тут же подвалил один.

Профессор успел было подумать, что ему сейчас устроят физические проблемы, как старлей приказал пацанам отвалить от мужика. Те немедленно послушались.

Настроение профессора снова поднялось. Значит, до крайностей решили не доводить. Очень правильное решение.

В принципе сидение в «обезьяннике» его не слишком напрягало. С физической точки зрения, он не успел устать от неудобной скамьи. С моральной – его никак не задевали удивленные взгляды цивильных посетителей отделения. В России от тюрьмы да от сумы… А если среди них окажется кто-то знакомый – еще лучше.

Только к четырем часам – солнце уже клонилось к закату – в отделении началась движуха. Все зашевелилось, появились сразу три офицера, уборщица второй раз за день продраила полы.