– Ну, чем решили меня напугать? – Тон приветливый, а слова неприятные.

– Опять вы за свое, – утомился профессор. – Кто вас решил пугать? Это вы меня с утра пытаетесь напугать.

– Давайте ближе к делу, – жестко сказал Синегоров.

– Давайте, – согласился Береславский.

И выложил карты. Разумеется, только те, которые считал нужным.

– Можно я открытым текстом? – спросил Береславский Михаила Ивановича.

– Валяйте, – кивнул губернатор.

– В регион впаривают старье с четырехкратным откатом. В тендере из четырех фирм три – аффилированные. Прикрытие операции – безупречное, как со стороны Минздрава, так и со стороны силовых ведомств. Ничего сделать нельзя.

– Надеюсь, вы не про наш регион, – усмехнулся Синегоров. – К сожалению, таким схемам трудно что-либо противопоставить.

– Ничего нельзя противопоставить. Все по закону. Но четвертую фирму все равно надо из конкурса убирать. Причем максимально нежно. Потому что она, опять же по закону, может поднять очень много шума. Особенно если дама попадется упертая. Результата, скорее всего, не будет – тендера ей при любом раскладе не выиграть. Но при грамотном пиар-вбросе – а, поверьте, у нас хорошие специалисты – выигравшая сторона может сильно пострадать. И знаете почему?

– Почему? – Синегоров уже не улыбался.

– Потому что пиленые деньги невозможно раздать всем. Их просто не хватит на всех. Более того, они уже заранее распределены. Значит, все равно кто-то будет некормленый. Счетная палата, менты, чекисты, администрация президента, Минфин – мало ли кто. Всех не накормишь, а повод для того, чтобы навести в регионе порядок, свой порядок, вполне может нарисоваться.

– И что вы предлагаете? – мрачно спросил губернатор.

– Я предлагаю вывести четвертую фирму из игры. Причем максимально мягким способом.

– Каким же?

– Отзывом тендерной заявки. С подписью руководителя фирмы.

– Хороший способ, – согласился Михаил Иванович. – Только беседа наша сейчас пишется, а то, что вы мне предложили, уже не на лишение прав тянет.

– Да бросьте вы, право, – Береславский и впрямь устал. – Вам эта запись попу пожжет сильней, чем мне. Так что уничтожьте, пока чего не вышло.

– Что вы хотите взамен? – с плохо скрываемой яростью спросил губернатор.

– Сейчас перечислю, – профессор сосредоточился. – Первое – новую зимнюю резину на все четыре колеса. Без шипов, только «липучку». С монтажом. Я ключ отдам. Второе: шестьсот евро на кошку…

– Какую еще кошку? – не выдержал Синегоров. У него начала сильно болеть голова.

– На капот. Которую оторвали. И еще две тысячи – на ремонт и покраску. Или сами сделайте.

– Теперь все? – Профессор явно раздражал губернатора.

– Нет, конечно. Еще сто тысяч евро за суть соглашения. Пятьдесят тысяч сразу, пятьдесят – на следующий день после официального отзыва тендерной заявки.

– Вы охамели, – только и сказал Синегоров.

– Полтора процента от стоимости тендера, – обиженно покачал головой Береславский. – Незначительные накладные расходы. Разве это хамство? – Ефим Аркадьевич намеренно назвал старую цену тендера. Ведь новую он теоретически знать еще не мог.

За столиком повисло молчание.

– Я устал, – наконец сказал профессор. – Если да – деньги на бочку, машину в ремонт, и в ночь я уезжаю. Могу даже на пикете отметиться. В трубочку дыхнуть.

– А если нет? – с явной угрозой спросил губернатор.

– Тогда везите меня в СИЗО или что там еще у вас. И будем, как дети, мериться пиписьками.

– И вы надеетесь после подобных измерений выжить?

– А вы надеетесь после грядущих скандалов усидеть в своем кресле? Можно подумать, на него больше нет желающих.

– А вы – та еще штучка, – после долгой, мучительно долгой для Береславского паузы сказал Синегоров. – Вы же свою клиентку с потрохами продали. Или вы с ней поделитесь?

– Это уже мои проблемы, – улыбнулся Ефим Аркадьевич. – У вас что, своих мало?

Еще через три часа – стрелки подбирались к двенадцати – голодный, но довольный Береславский мчался в ночь, с каждой секундой отдаляясь от такого красивого и такого негостеприимного города. Голодный, потому что не рискнул оставить свое авто без присмотра в сервисе. Довольный, потому что четыре тугих, полных пачки пятитысячных чудесно угнездились во внутренних карманах его пиджака.

«А они все-таки патриоты, – расслабленно думал Ефим Аркадьевич. – Выдали деньги не в декларированных евро, а в родных российских».

Завтра предстояло объяснение с Надеждой Владимировной. Но она женщина умная, и гениальный план профессора вряд ли оставит ее равнодушной.

А пока что Береславский орлиным взором высматривал сквозь ночь неоновую вывеску круглосуточного кафе. Недавний узник, выпорхнувший из темницы, хотел немедленно восполнить хотя бы часть упущенных за день плотских удовольствий.

Как следует выспавшись – и, конечно, плотно позавтракав, – Береславский созвонился с Надеждой Владимировной. Бизнесвумен была птичка ранняя, и то, что для профессора было утром, для Надежды было разгаром рабочего дня.

Ефим рассказал про результаты командировки: без деталей, скорее обозначая темы, чем их раскрывая. Он не думал, что Муравьиный Папка прослушивает его телефон. Но уж если влез в такой бизнес, то следует соблюдать правила «деловой гигиены». Мы же моем руки перед едой, не зная, какая бактерия села на ладонь: вредная или полезная. Просто моем руки перед едой.

Семенова выслушала без комментариев, хотя даже по молчанию Ефим понял, что ей не понравилась идея покинуть тендер. Но та же самая «деловая гигиена» заставила ее перенести подробную беседу на вечер. Встретиться договорились на даче Надежды Владимировны. Дачу только что отстоял от обледенения дружок Вички, но Надежде хотелось своими глазами убедиться, что там все в порядке. Да и перед Бориской было неудобно: он побывал там за время стихийного бедствия раз десять, а она, хозяйка, – ни одного.

Береславскому же было без разницы, куда ехать. По вечерней Москве так даже хуже: любой километр по времени его преодоления мог внезапно увеличиться и в десять, и в сто раз. Уж лучше за город. Там сорок километров почти всегда остаются сорока километрами.

До выезда, даже с большим запасом, времени оставалось достаточно, и потому Ефим Аркадьевич неторопливо занялся весьма приятным делом: подсчетом заработанных денег.

Он выгрузил из карманов пиджака столь радующее его сердце содержимое и положил на журнальный столик. Четыре пачки пятитысячных очень хорошо смотрелись на его поверхности: красно-коричневое сочетание в данном контексте не вызывало у профессора никаких отрицательных ассоциаций. Затем он отодвинул две пачки в сторону – все должно быть по-честному: это доля Надежды Владимировны. А «беоровские» две пачки снова разделил пополам.