экспресс-ланч”. Когда хочешь быстро перекусить, но не фаст-фудом. Свежий. Всего пять минут. Гарантируем!». А соседняя ель пела: «Нет фаст-фуду, но “да” улыбке на твоем лице!». Кошмар.

Глюки. Я зашла в дом. Папа, преобразившийся в апельсиновое желе, чертыхался в кресле, бубня что-то нечленораздельное. А у мамы вместо головы — сливной бачок унитаза. Я хохотала. Затем пришел отходняк. Попросила предков меня кремировать, а прах развеять с вертолета над «Saks»[52], что на пятой авеню.

Последняя прогулка друзей. Роба хоть и позабавила история с ЛСД, но он назидательно сказал: «Мне не нравится, что ты разрушаешь себя». Руины чужих башен и домов. Маки. Моя — в дурманящем опиумном поле. Мартин.

— Красные маки, дурман… — случайно сказала вслух.

— Опиаты опасны, Франк. Древний символ забытья. — Роб сдвинул брови.

— Расскажи мне про это.

— Зачем?

— Просто интересно. Я не собираюсь пробовать, даю ухо на отсечение.

— Ладно, слушай. В древней Греции мак считался атрибутом божественных братьев. Гипноса и Танатоса. Гипнос — бог сна. Танатос — бог смерти.

Бог смерти. Дьявол!

— Как они выглядели, по легенде? — тихо спросила.

— Зачем тебе?

— Любопытно.

— Гипнос — красивый светловолосый юноша с маковыми коробками в руках, либо в маковом венке.

— А этот Танатос?

— Они с Гипносом братья-близнецы. Брюнет с мечом в руке. Тоже в венке, но с черными крыльями и в черном одеянии. Прекрасный, но вместе с тем пугающий.

Я поежилась. Мартин — бог смерти. Красота и шрамы, татуировка с мечом. Эйден Келли — Гипнос. Мистика, забытие и зелья-наркота. Оба они имели надо мной власть. Танатос — погрузил в кошмар. Гипнос — дурманил ложью, играми, похотью. Тут вспомнила про комплект одежды, подаренный Эйденом на первый бесовской бал. Название коллекции. Всё сходилось!

— Мать твою! — шепнула. — Темные, злые боги. Ненавижу их обоих!

— Франк, ты слишком категорична. Нет добра и зла. Мир непознаваем.

— Да уж! — протянула, вздохнув. — А нормального брата у этих двоих нет?

— Есть. У богини Нихты[53] было много детей. Из «нормальных»… Ммм…

Сердце заколотилось чаще.

— Ну, не томи! — даже голос повысила.

— Эфир — бог, воплощающий абсолютный свет. Лучезарный.

Роб не был лучезарным, не представлялся легким слоем разряженного воздуха. Но рядом с ним мне правда дышалось легче.

— Скажи, если бы ты строил дом, то каким он был?

— Странные вопросы задаешь, Франк. Даже не знаю. Но точно не как у отца. Там душно. Мне душно в этом городе. К чертям дома! Хочу колесить по свету. Работать в разных местах.

Мурашки. Бог Эфир. Воздух, движение. Мне хотелось расцеловать Роба! Спасение!

— Ты бы мог взять меня с собой? — вырвалось на эмоциях.

Самое искреннее, что я когда-либо произносила в жизни. Вопрос из самого сердца! Роб остановился. Глянул как-то зло, насмешливо.

— Еще чего! Ты ленивая. У тебя нет цели, и с тобой одни проблемы.

Окутывающий душу мрак! Отверженная, недостойная. Без шанса вырваться из лап его братьев, терзавших меня. Скрыться в потайном мире от незримого бога смерти. Выпутаться из сонной паутины Келли. Даже всесильный Мартин не смог отказать мне, уж не говоря о хитроумном Эйдене, страстном, но не знающим жалости «почитателе».

Решение не заманивать Грэйвза в лапы паука созрело почти сразу. В тот вечер, когда я спала в его уютной постели. Просто хотела немного насладиться его обществом. Перед личной катастрофой. Его мир — словно большая старинная библиотека, тихий читальный зал, где теряешь счет времени. А еще эти назревающие чувства к дарителю знаний.

Моё ужасное будущее. Ночь. Казнь. Палки, вилы, топоры. Осуждающие крики из толпы. Огромный костер. Столб и тугие веревки. Приговор: «Сжечь ведьму! Сжечь её!». Пламя. Нестерпимая боль. Плавящаяся кожа. Опаляемые жаром волосы. Горстка пепла на обугленных черных бревнах и поленьях.

Пусть не нужная богу. Но цель! Она была. Хлипкая, с кучей неопределенностей, с витиеватыми дорожками, но всё же. Нью-Йорк. Роб практически назвал меня посредственностью, человеком, который ни на что не способен. Я уважала его за серьезный подход, считала единицей. Для него я — ноль, даже минус. Обуза. Лишь ему одному ему я дарила свет, а он нанес чудовищное оскорбление! Показал через злобную шутку истинное отношение. Неочевидное для стороннего слушателя унижение.

— Бесцельность, значит, — произнесла и прибавила шаг.

Он тоже ускорился.

— Почему ты позволяешь себя бить, Грэйвз? — провоцировала его намеренно, чтобы отдалить.

Новое решение назревало. Приглашение от Мартина присоединиться к «Дикой охоте» получено. Оставалось лишь вскрыть черный конверт. «Будь со мной. Стань всадницей, девочка моя неприкаянная». Паук в нетерпении тоже ждал своего часа. Они желали за что-то поквитаться с братом. Или не знали, что это он, их родная кровь. Ходит по миру в обличии человека. Бог долго таился, не раскрывался — они его выследили.

— Не говори так со мной, Франк, — сурово произнес Грэйвз.

— Отвечай! Или слабо?

— Связываться с ними ниже достоинства.

— Ты думаешь, что контролируешь свою жизнь? — едко ухмыльнулась.

— Да.

— Вранье, лицемерие!

Роб остановился.

— Что ты хочешь этим сказать, Франк?

— Сам знаешь.

— Намекаешь, что я трус?

— Да, Грэйвз. Именно так.

Роб помрачнел. Таким он был, когда подошла к нему первой. Я намеренно, с упоением задевала достоинство этого высокомерного, самоуверенного типа. Грэйвз сурово отчеканил:

— Ты не знаешь, что такое рациональный подход. Ты — абсолютно иррациональна. Ноль понимания в жизни.

Конверт вскрыт! Приглашение принято. Черная мантия, сотканная из ночи и звезд, накинута на плечи. Маковый венок. Несущее огонь и взрывы оружие наготове. Поводья в руках. Шоры на глазах вороного коня, бьющего копытом. Рядом — бог с темными крыльями.

— Знаешь что, Франк, я иначе докажу этим мудакам, что сильнее! Буду лучшим в своем деле. Уважаемым. А ты ничего не умеешь, живешь, как на поро…

— Пороховой бочке, — шепотом закончила за ним фразу.

Боль сдавила грудь! Горький смех. Закрыв лицо, я заходилась в истерическом приступе. Роб стоял молча. Одна семья — братья. Одни и те же слова и выражения.

Вакуум, безвоздушное пространство— вот, во что я решила превратить не вошедшего в силу Эфира, запершегося отшельником в библиотеке. Выжечь напалмом кислород ко всем чертям вместе с книгами! Дом его отца плох, стар, но там как-то можно существовать. «Ноль понимания в жизни». Грэйвз не становился жертвой дьявольской охоты. Не опускался на самое дно, в темное подземелье ненасытного бога Гипноса с двумя обличиями: паука и красивого юноши. Я собиралась показать, в каком мире пребываю почти всегда.

— Слушай, Роб. Совет: не сломайся, доказывая силу, — успокоившись сказала. — Нам, пожалуй, больше не стоит общаться.

— Пожалуй, — хмуро повторил он.

Холодность, безразличие. Ничего другого