Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, именно резко возросшая активность харьковского гестапо заставила подпольщиков полностью затаиться. Не предпринимать ничего для того, чтобы перевести Ольгу и ее пленника в более подходящее место, даже не пытаться поддерживать радиосвязь с Кулешовским отрядом. Анна знала только: несколько дней назад руководители подполья получили приказ полностью приостановить деятельность, что совпало с представлениями о создавшейся ситуации у самих подпольщиков. Теперь она поняла наконец, с чем это связать: надо было заставить гестапо хотя бы ненадолго успокоиться, ослабить бдительность.
Подпольщики, в свою очередь, не представляли, с кем именно имеют дело. С них достаточно было информации, что женщине по имени Ольга и немцу, которого она взяла в плен, нужно обеспечить по возможности надежное укрытие.
Если бы это все-таки удалось осуществить, Анна Сорока понятия бы не имела о месте, куда переместили ее неожиданных ночных гостей, эту поистине странную парочку – женщину со стальными, как показалось девушке, нервами, которая занимается тем, что до беспамятства поит немецкого офицера самогоном. А это значит: даже вырвавшись из засады и отчаянно рискуя, допросив предателя Ярового, посланцы из-за линии фронта все равно не нашли бы Скифа в ближайшие сутки. Ну а потом в сведениях, которыми обладает майор Крюгер, уже отпадала необходимость…
Сотник с Чубаровым все это время слушали Ольгу, не перебивая. Только время от времени Михаил задавал короткие уточняющие вопросы. Когда диспозиция им с Максимом стала ясна окончательно, Скиф захотела послушать их.
Для того чтобы дать Ольге весь расклад по той части операции «Скиф», за выполнение которой отвечал он, Сотнику понадобилось еще меньше времени.
8
– Вот так, значит, – медленно протянула Ольга, помолчала и добавила: – Паршиво, конечно. И паскудно. Только ничего другого я не ожидала. Погодите-ка, сейчас вернусь.
Она поднялась и пошла к пленнику.
Воспользовавшись паузой, Аня поставила на стол миску отварной, в кожуре, картошки с маслом, положенным ей, как добровольно работающей на немецкую армию, и молча смотрела, с каким жадным аппетитом едят разведчики. Когда Ольга вернулась, все уже было подметено и Аня заваривала в закопченном медном чайнике ветки и листья вишни.
– Что Крюгер? Может, по шустрому выпотрошить его здесь? – поинтересовался Чубаров.
– Как? Есть предложения? Я не смогла его разговорить за эти дни, он верен присяге.
– Вот не дадим мы ему похмелиться, допустим, – проворчал Чубаров. – Неужто не развалится до задницы, а, начальница? Когда похмелье давит, не до присяги. Или применим к нему эти, ну, как везде… Степени устрашения… – при этом Соловей ухмыльнулся.
– На самом деле, старший сержант Чубаров, это не смешно, – ответила Ольга. – К тому же бессмысленно. Мы что, будем устраивать ему в Анином погребе камеру пыток? Капитан, ты такое допускаешь?
– Никак нет, – проговорил Сотник.
– И как мы передадим сведения? Рация у вас в машине. Машину вы бросили в городе. Я не уверена, что к тому месту можно и нужно возвращаться. Да это вообще ни к чему, – она выдержала короткую интригующую паузу. – Я только что еще раз поговорила с Крюгером, привела некоторые новые аргументы, и он согласился сообщить интересующие командование, Генштаб и Ставку сведения.
– То есть? – удивился Сотник. – Так быстро?
– Говорю же – новые аргументы, – теперь во взгляде Ольги появилось какое-то новое, хитроватое выражение. – Крюгера устраивает статус военнопленного. Он хочет, чтобы для него война закончилась уже завтра до вечера. Ведь это самое позднее, когда мы все должны быть за линией фронта, у наших, правда, капитан?
– Что-то я не очень понимаю…
– Миша, – старательно подбирая слова, заговорила Ольга. – Он понимает, что мы найдем, как передать сведения нашему командованию. После чего его, майора Крюгера, уже никто через фронт не потащит. Он и выдвинул условие: остаться в живых.
Увидев изумленные лица Сотника и Чубарова, Ольга даже позволила себе победно улыбнуться.
– Вот так. Теперь все от вас зависит, капитан. От вашей группы. Другие способы выполнить здание, кроме как остаться в живых и при этом выбраться отсюда, отпадают. Вы оба поступили в мое распоряжение. Ну а я отдаю вам приказ: до конца дня обеспечить нам всем, и Ане – в том числе, возможность выбраться из города.
Разведчики пока, похоже, не были готовы вступать с ней в дискуссию, просто слушали и переваривали информацию, потому она продолжила:
– Не забывайте: один человек из вашей группы сейчас в гестапо. И, если покойный Яровой ничего не перепутал, занимается им, как и всей операцией, штурмбаннфюрер Кнут Брюгген. Один из крупнейших специалистов по выявлению подпольных групп и борьбе с диверсантами в Остланде, как называют нашу территорию в рейхе. Хорошо знает нашу страну и нашу психологию, в Москве учился. Опасный человек, лисья хитрость, чутье волчье, хватка бульдожья – лично я с ним не сталкивалась, но наслышана достаточно для того, чтобы не строить иллюзий по поводу предела прочности вашего товарища.
…Ольга очень хорошо понимала, что сейчас, такой манерой принимать решения и отдавать приказы, настроила этих отважных и рисковых мужчин против себя.
Однако другого выхода у нее не было.
Группа получила приказ достать список немецкой агентуры, окопавшейся в штабе фронта, любой ценой. И, как запросто, не слишком миндальничая, пояснил капитан Сотник, судьба то есть, по сути, благополучное возвращение самого Скифа, непременным условием выполнения задания не было. А ведь только теперь, по прошествии этих бесконечных двух суток, что она пряталась у Анны, постоянно держа наготове пистолет, Ольга в полной мере осознала, что не для того с осени сорок первого ходила по натянутому канату, чтобы вот так с него сорваться.
Она работала под фольксдойче. Приложила максимум усилий для того, чтобы ее взяли переводчицей сначала в гестапо, где частью работы было почти ежедневное посещение лагерей для военнопленных. Ей приходилось выслушивать от избитых бойцов и командиров Красной армии «шлюха» и «овчарка немецкая», и вряд ли те из них, кому удавалось