Конечно, «Гостеприимство» больше устраивало кипчаков, давало им перспективу на новой родине. Они по духу своему были мирные люди, но умеющие постоять за себя. В Риме и Константинополе отлично знали об этом и не перечили новоселам. Европейцы надеялись на время, оно рано или поздно сделает строптивых пришельцев своими. Ибо все течет, все изменяется, а пришельцы очень любили красивых женщин… Мосты любви были неизбежны.

Как выглядели переселенцы 382 года? Свидетельства европейцев о них пронизаны скрытой ревностью и выпячивающей себя брезгливостью, что и понятно. Но если без эмоций, то, например, записи Евнапия повествуют о тюркском духовенстве, с иконами и крестом следовавшем впереди орды. Они были в черных длинных одеждах, шли верхом, неторопливо и торжественно. Потом ехали монахи и монахини, потом остальные – воины, знать, простолюдины в повозках.

То была не дикая толпа, как рисуют «варваров», а всадники, люди с домашним скарбом, отправившиеся заселять новые земли, обретать новую родину. Они ехали не на праздник, пышности в той церемонии не было, это точно.

Кстати, из записок Евнапия видно, что он сам был язычником и не знал назначения религиозных святынь, которые потом войдут в христианство. Эмоциями он сам с головой выдал себя и свое невежество, что даже не удивляет: официальный Рим только-только признал христианство, которое еще не прижилось. Народ империи по духу оставался языческим, а по морали – двуликим.

Перекошенными глазами страха взирал он на мир, казавшийся миром обмана и шаткости. «Стоило им надеть черные одежды, настолько длинные, чтобы волочились по земле, и лукавство их приобретало доверие. Варвары узнали об уважении римлян к этому чину, почему для обмана не преминули воспользоваться и им. Римляне дошли до такого ослепления, что верили варварам», – в отчаянии писал Евнапий. Он даже не понимал, что пришельцы одели не маскарадные костюмы, не одеждой влекли они высших политиков Запада, не за лукавство те давали им поместья. То была едва ли не национальная одежда части тюрков.

Рим и здесь выглядел незавидно, он во весь голос кричал о слабости, о безмерном страхе… Как беспомощный старичок, осуждал цветущего юношу.

Император Феодосий с первого дня отлично понимал настроения римлян, что было не так уж трудно, однако он знал, только тот, чей дух силен, может дать веру другим. Поэтому, приглашая тюрков, их духовенство, император уповал на помощь в укреплении христианства, то есть новой религии, среди римских язычников, а значит, на укрепление власти его лидера – Греческой церкви. Это и было в подлинных планах Византии, которая выходила на роль политического и религиозного лидера Запада.

Ради привлечения тюркского духовенства и задумывали акцию «Гостеприимство». Тем более оплачивалась она за счет римлян, их землями.

Политика Византии той поры учитывала интересы кипчаков до мелочей. И те, простодушные, отвечали миролюбием, которое скорее объяснялось и другим: они тоже искали перемен. Перемен в себе! Поэтому охотно вступали в новую жизнь, позволяя себя приглашать и обманывать. Почему?

Понять это можно из следующего заявления: «Я горячо желаю стереть само имя «римляне» и преобразовать Римскую империю в Готскую (Тюркскую)… Но давний опыт учит меня, что наше неуправляемое варварство несовместимо с законами, а без законов нет государства. Поэтому я стремлюсь к возрождению славы Рима, к ее умножению за счет мощи готов (тюрков). Пусть потомки свяжут с моим именем возрождение Рима, а не его разрушение». Эти слова прозвучали в 410 году из уст джентльмена Атаулфа. В них сказано, кажется, все, что отличало то время. Точнее не скажешь.

Фраза записана историком Орозием в V веке со слов «набожного, степенного и серьезного» жителя города Нарбонны. Они встретились в Палестине, куда отправились для свидания со святым Иеронимом.

Оказывается, о возрождении Рима думали «варвары».

Атаулф был полностью прав. Иные тюркские обычаи выглядели там диковато и устарели настолько, что превращали людей в рабов ненужных традиций. Все-таки в Европе были другие условия жизни. Хан понимал, что обычаи не должны тяготить новое общество, не должны быть ему оковами… Как же точно скажет потом Наполеон: «Обычай осуждает нас на многие глупости, но самая большая глупость быть его рабом».

Только в поместьях, как на воле, жизнь освобождала «варваров» от оков отживших традиций. Позволяла утверждать новые. И это тоже многое объясняет из происходившего тогда… Однако обновляли они все-таки не себя, а Запад, который превращался в их новую родину. Взаимного влияния, взаимных уступок и перемен требовало будущее – жизнь, в которую в IV веке окунулись разом и тюрки, и латиняне. То было сродни акту любви, в котором зачинали новую Европу, «не римскую», как прежде, а именно «европейскую». Конечно, речь не велась об отказе от предков, от их образа жизни, о начале «с чистого листа». Но жизнь – это корабль, экипаж которого в каждом новом порту ведет себя по законам того порта.

И чем дольше длилось плавание кипчаков, тем дальше были алтайские берега… А с ними и прошлое…

«Варварам», разрушившим Рим, посвящены тома исследований, в которых много деталей и подробностей и нет одного – объективности. Привычно заявляя о силе Запада, авторы забывали, что к концу IV века то был вовсе не Рим императора Августа. Западная империя не имела даже армии и представляла собой страну, на пашне которой зелеными побегами всходила новая – христианская! – культура, от нее ждали теперь урожай.

Тюрки возрождали славу поверженного ими же Рима.

Они!.. Из работ, посвященных истокам рыцарства, известно, гостей джентльмены принимали, сидя на ковре, сложа ноги под себя. Спали они в шатрах. Носили усы. Ели конину, пили кумыс. Устраивали конные забавы, проявляя необузданный нрав. Преступников казнили, привязав к хвосту коня и пустив его вскачь. Самых знатных рыцарей хоронили в курганах, вместе с боевым конем и удушенными рабами. В украшениях их оружия читались свои, «рыцарские» орнаменты, удивительно похожие на алтайские узоры. Один к одному.

Неужели всех этих сведений мало для этнографа? А ведь из среды рыцарей вышли первые европейские короли и их свиты.

Тюркское прошлое светских и религиозных правителей выдавала их письменность, они писали алтайскими рунами, справа налево. Потом научились европейским правилам… Документы хранятся в музеях Италии, Франции, Испании. Это не тайна.

Сообщая массу точных исторических подробностей, европейские авторы, видимо совсем не зная об Алтае, не называют тюрков тюрками, придумывают другие имена даже ханам: Бирнарта сделали Бернардом, Арнаута – Арнольдом… Впрочем, помня о цензуре, которую ввела средневековая Церковь, удивляться тому не надо. Хотя признаков «рыцарской» культуры прежде, то есть в римской Европе, не было. Тут для исследователя важны именно мелочи, детали.

Даже то, что в раннем Средневековье лошадь заменила вола в сельском хозяйстве Запада; или что на пастбищах поместий паслись отары овец и табуны лошадей; или что на полях там сеяли просо, овес и рожь… А то были животные и сельскохозяйственные культуры, традиционные для тюрков и новые для Запада. Откуда появились они?