Но расследование выявило не все. Известно, что в Афганистане аппараты, как называли вертолеты, эксплуатировались беспощадно. Они быстро изнашивались в трудных условиях горно– пустынной местности, порой выходили из строя прямо в полете. Бывало, что отдельные случаи летных ЧП списывали на боевые потери. В случившейся катастрофе «Ми-8» МТ основной ее причиной называют разбалансировку двигателя. Очевидцы рассказывали, что якобы вертолет шел некоторое время по прямой, пока не врезался в склон горы и через какое-то время загорелся. Погибших потом нашли. Обгоревший труп Глезденева и рядом с вертолетом – разбившийся борттехник. На теле журналиста обнаружили сгоревший парашют, точнее, лямки от него. Кто знает, почему не выпрыгнул: не успел ли, была ли малая высота… Никто теперь не расскажет, не поведает о тех последних мгновениях, когда летчики выпрыгнули с парашютами и вертолет какое-то время продолжал неуправляемый полет. …Они глянули друг на друга, и каждый прочитал ужас в лице другого. За что судьба поставила их перед столь жутким выбором – в последний раз хотела испытать?

– Надевай парашют! – прапорщик кричит, сует сумку, Глезденев отказывается.

Борттехник не слушает, бросается в кабину. Как ничтожно малы эти мгновения! Десятки, сотни раз он видел, как командир поднимал в воздух вертолет, закладывал его в крутой вираж и машина, любовно ухоженная его, техника, руками, покорно слушалась. А теперь – теперь она взбунтовалась. И прапорщик впервые в своей жизни должен сделать немыслимое: посадить на землю пораженную смертельным недугом машину. Он схватил, сжал ручку шаг-газа. Цена попытке – жизнь. А земля падала, неудержимо неслась на них, за стеклом в стремительной дикой пляске кривились, вертелись черные горы, слепящее небо – афганское, чужое небо… И все казалось до жути нереальным, происходящим не с ними, с кем-то чужим…

А совсем недалеко, в Ташкенте, мягкий теплый ветер осторожно срывал золотые, багряные листья с кленов, платанов, тополей, и они устилали асфальтовую дорожку, которая вела к дому по улице Саперной.

В тот день Наталья Алексеевна, как всегда, отправив сына в школу, пошла на работу. Погода была, несмотря на середину октября, мягкой и теплой. Утреннее солнце пробивалось сквозь пожелтевшую листву, и оттого двор был залит нежно-золотым светом. Подул ветер, и, плавно кружась, на асфальтовую дорожку упали листья клена. Один лист коснулся ее щеки, она попыталась поймать его.

Валера только-только уехал в командировку, обещал тут же вернуться, как только уточнит факты для очерка. Он уже грезил «Красной звездой». Наташа вздохнула невольно: только обустроились, получили прекрасную квартиру в старом доме, на Саперной, редакция рядом, до центра города – рукой подать, и опять переезд?

Она пришла в свой «офис», а где-то через час ее вызвали к директору. «Почему меня?» – удивилась она. Обычно когда ее непосредственный начальник был на месте, то все вопросы решались через него. Строя самые различные догадки, она вошла в кабинет. Там, кроме директора, были ее знакомые – заместитель редактора подполковник Черевач и капитан Краузе.

– Вот, Наталья Алексеевна, такие дела, – не очень уверенно произнес директор и глянул на офицеров. – Вот, к вам.

Он откашлялся и замолчал.

«Опять что-то натворил», – тут же решила она и, чувствуя досаду и раздражение, вдруг взорвалась:

– Эх вы, жаловаться пришли! На работу ко мне! Ну, говорите, выкладывайте!

– Ну погоди, Наташа, не надо, пойдем вниз, к машине, – торопливо стал уговаривать Черевач, осторожно выпроваживая ее из кабинета.

– Ну, что вы молчите? – продолжала сердито Наталья.

На лице Николая Викторовича последовательно отражались растерянность, досада, легкая нервозность. Он старался сохранить спокойствие.

Так они дошли до машины, сели, поехали. Наталья продолжала ворчать, ругать всех подряд – больше по инерции.

– Ну, что же вы молчите, говорите, что случилось, чего он натворил?

– Ну подожди, давай лучше дома…

Ехать было недалеко. Поднялись в квартиру.

– Ну зачем же к директору было ходить? Не стыдно вам жаловаться?

– Наташа. – Черевач вдохнул полной грудью, заговорил твердо, с расстановкой. – Сядь, пожалуйста… Мне трудно и больно говорить об этом, но… Валера погиб. Его нет.

– Как – нет? – Она вздрогнула. – Что за ерунду вы говорите? Этого просто не может быть! Вы шутите? Вы перепутали, он только-только в командировку уехал…

Она недоуменно глянула на офицеров. Они напряженно молчали.

– Наташа, это правда, – после паузы вновь заговорил Черевач. – Понимаешь, правда. Вчера он погиб. В вертолете…

Она никак не могла поверить, что вот так внезапно и просто оборвалась Валеркина жизнь, что его нет и уже никогда не будет. Никогда. Она долго не могла прийти в себя и в рыданиях все повторяла, уже сама для себя, что не верит, что никак не может быть этой нелепой ужасной смерти. …Редактору о смерти Глезденева сообщил по телефону из штаба округа майор Ручкин. Тело на месте гибели опознавала Лариса Кудрявцева, для которой эта командировка в Афганистан была первой и последней.

Чуть позже из авиаполка пришло письмо, адресованное Наташе.

«Дорогая Наталья Алексеевна!

Командование, политический отдел войсковой части полевая почта 97978 с глубоким прискорбием извещают Вас о том, что 10 октября 1984 года Ваш муж ГЛЕЗДЕНЕВ Валерий Васильевич погиб, выполняя боевое задание.

Верный Военной присяге, он с честью и достоинством выполнил свой патриотический и интернациональный долг, проявив при этом мужество, стойкость и героизм.

Воины-авиаторы Ограниченного контингента советских войск в Демократической Республике Афганистан гордятся делами Валерия Васильевича Глезденева, он навсегда останется в памяти товарищей как пример мужества, доблестного выполнения своего воинского долга.

Вместе с Вами мы глубоко разделяем огромную боль и горечь невосполнимой утраты в связи с гибелью Вашего мужа. Еще раз примите от всех воинов-авиаторов и от нас лично наши искренние соболезнования.

С уважением к Вам, командир войсковой части полевая почта 97978 подполковник А. Серебряков, начальник политического отдела войсковой части полевая почта 97978 подполковник В. Роменский».

В Кабуле, в редакции десантной газеты, в маленькой комнатушке фотолаборатории некоторое время висело на вешалке полушерстяное обмундирование и сапоги Валерки. Ни у кого не поднималась рука убрать их. Потом форму забрал и отвез в Ташкент пропагандист авиаполка. Он забрал также все его оставшиеся вещи. Осталась только его полевая сумка.

А в политуправлении был скандал. Глезденева обвинили в нарушении инструкций. У всех, кто его знал в ограниченном контингенте – десантников, летчиков, журналистов, – весть о гибели отозвалась болью. Начальство же отреагировало по-своему: впервые погиб журналист – почему на борту был посторонний?

Гибель человека, если это был не друг-товарищ, а просто сослуживец, принималась с холодным сердцем. Особенно большими начальниками. 13 октября, в субботу, из Кабула привезли гроб. Сопровождающим, как вспоминал редактор, был майор Трущов, а командиром борта – капитан Кузьмин. Вылетели они в 17.00 по местному времени.