— В Америке это называется принтером. Позволяет вывести информацию на бумагу. ИскИн немного переделал его, чтобы не шумел.

Я прикоснулся рукой к ЭВМ, и мысленно дал команду включиться. Открылась крышка, загорелся экран, побежали какие-то иероглифы. «Как это читать?» «Настройте его, Андрей, как Вам удобно!»

— Это как?

— Как со мной разговариваете. Его имя: Точка. Проведите рукой по экрану.

Провёл, появилась картинка, на которой было изображено что-то непонятное.

— Что это?

— Изображение знаменитого лабиринта Торхеды. Символизирует победу разума над запутанностью жизни и природы.

— Как сменить?

— На что?

— Ну вот, хотя бы на Клухор?

— Андрей, давайте я Вам заложу программу, как это всё делается!

— Опять лежать?

— Нет, это гораздо быстрее. Разрешите терминалу загрузить программу.

— Разрешаю. — ничего не произошло, но я уверенно поменял интерфейс на удобный, вызвал наиболее нужные программы на рабочий стол устройства, соединился со спутником, который находился в Ставке «Дубовый Домик» в Виннице.

— А теперь, Андрей, сделайте всё это без него.

Я мысленно проделал всё тоже самое, причём получил более чёткий звук и изображение.

— Через меня удобнее?

— Да, и вызывать никого не нужно.

— И зачем Вам был нужен этот «компьютер»? Только из-за того, что это привычнее? Вы можете дать команду и распечатать всё то, что видите в «Дубовом Домике». Поднимите спутник над картой.

Я мысленно дал команду подняться над картой и передать мне изображение для печати. Через несколько минут я уже склеил распечатанные листы с операцией «Цитадель». Взял «Эппл 3» для Василевского, эту склейку, фотографию Гитлера и Манштейна, сделанную «спутником», принтер, погрузил всё в БТР, и мы с Полиной поехали в Черкесск. По дороге мне пришла в голову мысль лететь не в Москву, а к Будённому. Мы с ним уже работали и он лично меня знает, и то, что я — разведчик. Будет проще дать информацию, чем Василевскому.

В Черкесске уперся Страж и сказал, что в Москву он Полину отпустит, а в Первомайку полечу только я. Рисковать всеми сразу, он не может позволить. Приказ Верховного только у меня, Полина в нём не упомянута. Полина побузила немного, но поехала обратно, тем более, что дел на Клухоре было с избытком. Такая куча бумаг! Страж, как в воду глядел! На подлёте нас атаковала пара «Мессершмиттов». Группа прикрытия вступила в бой, а наш Си47 соскользнул вниз и, прижимаясь к земле, ушёл от боя. Но корпус в нескольких местах оказался прошит пулями. Плюхнулись в Первомайке, два часа ждали машину в штаб Южного фронта.

— Доложите Командующему, что прибыл старший майор Горский.

— Командующий занят.

— Напомните ему, что он со мной встречался в августе сорок второго в Тбилиси.

— Я же Вам сказал, товарищ старший майор, что Командующий передал…

— Капитан, ты не слышал приказания? Тебе уши прочистить? Я могу…

Адъютант сделал серьёзную мину и скользнул к Командующему. Что он там говорил, я не знаю, но из дверей появилось широкое лицо Будённого.

— Кто здесь шумит! А, разведка! Проходи! Ты чё, капитан! Своих не узнаёшь!

Я прошёл в комнату. Накурено, маршал продолжил разносить начальника разведки фронта генерала Ефимченко.

— Ты потерял восемь групп, а сведений: баран начихал. У меня жгут танки, а ты: «Не знаю, товарищ маршал. Группа не вернулась!» Когда вернутся? Когда будет язык? И не говори мне, что завтра! У тебя людей уже не осталось! Так и будем в бирюльки играть? Иди, и утром доложить мне свои предложения!

— Видал орла? — обратился он уже ко мне. — Полтора месяца вскрыть оборону противника не может! Что приехал?

— По этому же поводу!

— Зря приехал! Можешь возвращаться и доложить, что нет у меня ни сил, ни разведки. Если надо, отвечу. Хозяин прислал? Или Лаврик? А чего в старой форме ходишь?

— Да, нет, Семён Михайлович. Я не контролировать. У меня приказ Верховного: помочь срезать Харьковский выступ.

— Как??? Что Вы мне мозги пудрите! Три танковых полка сжёг!

— Давайте не будем кричать, и станем разбираться потихоньку. Где можно подключить аппаратуру?

— Вот две розетки.

Аппаратура в питании не нуждалась, но требовалось изобразить сложности. Будённый уставился на пробегающие иероглифы загрузки ЭВМ.

— Что это?

— Электронно-вычислительная машина. Позволяет управлять разведсамолётом и получать качественные снимки.

— Они их там сбивают!

— Начнём с Карловки?

— Нет, если начинать, то с Солёной Балки!

Картинка на экране поехала на юг.

— Отсюда?

— Не знаю, не узнаю.

— Вот наши позиции. Где там НП?

— В рощице, слева от плотины.

— Это? — Я подвел спутник вплотную к амбразуре наблюдательного пункта.

— Так это ж Федоров! Сынок! Дай-ка Федорова! — обратился он к связисту.

Лицо у стереотрубы исчезло. Послышался голос комдива Федорова, отвечающего по рации.

— Палыч, вернись к стереотрубе и помаши левой рукой! — приказал маршал.

С абсолютно недоумевающей мордой, комдив подошёл к стереотрубе и, обернувшись назад, что-то спросил у кого-то. Потом, поняв левую руку, помахал ладошкой.

— Ни х… себе! — раздался сочный мат Будённого.

— Товарищ маршал! Пару человек, умеющих быстро поднимать карту! И чистые карты, поднятые с нашей стороны.

Будённый буквально вылетел из комнаты, его сочный мат разносился по штабу, через пару минут у стола сидело два майора, были разложены карты.

— Ориентир «высокое дерево», азимут тридцать, дистанция 4.5, танк Т5 «Пантера», лево два, глубже один: дзот артиллерийский, два наката, 75–мм «гадюка»…

Мы работали шесть часов. Нашли три дыры в обороне немцев. Когда закончили, я достал формы «ОГВ» для майоров и для маршала.

— Ребята! Это всё принесла «разведка». Как это составлялось, представляет государственную тайну особой важности. В плен Вам лучше не попадать. Вы ничего не видели и ничего не поднимали. Всем всё понятно?

Утром Южный фронт подавил сопротивление немцев, прорвал фронт в районе Богодухова и после десятидневных боёв перерезал Харьковский выступ. 16 дивизий немцев оказались в мешке. Но, эти события застали меня уже в Москве, куда я вылетел сразу от Будённого. Василевского я на месте не застал, он вылетел на Центральный фронт, сразу после доклада Будённого о получении информации об обороне противника в районе Харьковского коридора. Зашёл к Меркулову. Тот внимательно меня выслушал, выделил машину, я привёз ЭВМ ему. Распечатал то, что составили у Будённого. Передал ему расходники для принтера, пообещав восстанавливать чернила по мере необходимости. Но уточнил, что это на небольшое количество копий. Показал как увеличивать или уменьшать масштаб. Просил не выключать, так как, кроме меня, её никто запустить не может. Меркулов подвигал мышкой, посмотрел на электронную карту с нанесенными условными знаками, почесал голову и сказал, что я напрасно трачу время. Лично ему такая машина не нужна. Это — для армейской и фронтовой разведки. Так как это единственный экземпляр, то он будет иметь это в виду, и, когда появится необходимость, будет сообщать мне, что что-то требуется. Я связался с Василевским, он сказал примерно тоже самое. Дескать, возись со своей техникой сам. Спасибо, что хотя бы поблагодарил за проделанную работу на Южном фронте. Впрочем, было понятно, что ему некогда, потому, что его ответы по телетайпу приходили с большими перерывами. В общем, первый блин комом, а инициатива наказуема. Я сдал машину в секретную часть на Лубянке. Беспокоить Сталина по этому поводу я не стал. Созвонился с ним, сказал, что нахожусь в Москве, меня отругали, что я не в Батайске, и Сталин повесил трубку. Кажется, я переборщил с новшествами. Идея поддержки не нашла. Я позвонил на Центральный, сообщил, что доберусь самостоятельно, так как задерживаюсь, а им приказал возвращаться в Черкесск. Вышел с Лубянки, завернул во дворик и открыл портал.