– Н-нет, – мотнул головой Синица в ответ на вопрос сержанта. – Не надо.

– Ну и правильно, – ухмыльнулся Ожегов. – Такого, как ты, это пойло свалит на раз!

Через двадцать минут прозвучал отбой. А еще через полчаса в казарму ворвался Изюбрь. Временно назначенный заместителем Строева Анатолий Зверев сориентировался первым и, вскочив с койки, заорал:

– Подъе-о-ом! Стройся-а-а!! Смир-р-р-рна!!

Ошалевшие от сна солдаты, натыкаясь друг на друга, повскакали с мест и выстроились в проходе. Изюбрь прошелся вдоль рядов коек, вглядываясь в заспанные лица.

– Вольно, бойцы! – рявкнул он. – Всем открыть тумбочки, вывалить содержимое на койки и отступить в проход!

Поймав испуганный взгляд Синицы, Денис качнул головой и вместе с остальными выполнил приказ. В это самое время Изюбрь, проходя по рядам, вдруг сказал одному из солдат, Ивану Иконникову:

– Ну-ка дыхни!

Тот несмело выдул воздух из ноздрей, стараясь не открывать рта.

– Я сказал – дыхни, боец!

Тому пришлось подчиниться.

– Да что же это у вас тут творится, а?! – заорал Изюбрь, краснея от злости. – Зверев!!

– Да, товарищ капитан!

– Какого черта пьяный народ в казарме?!

– Не могу знать, това…

– Не могу знать?!! А ты должен знать, потому что замещаешь Строева! Если солдат не в надлежащей кондиции, то это вина сержанта!

– Так точно, товарищ капитан!

– Всем дышать! – приказал Изюбрь и, идя вдоль коек, лично обнюхал всех солдат.

– Этого и этого – в карцер! – бросил он через плечо Звереву. – Завтра разберемся, где достали.

После этого начался шмон содержимого тумбочек, во время которого Изюбрь и Зверев внимательно осматривали каждую вещь. Денис, с бьющимся у самого горла сердцем, нервно ожидал, когда подойдут к нему. Он и сам не понимал, почему так волнуется, и старался не смотреть на Синицу, боясь увидеть на лице приятеля выражение паники – только его успокаивать сейчас не хватало!

– Что это? – спросил Руденчик, выхватив из небольшой кучки вещей Дениса свернутые носки.

– Чистые носки, товарищ капитан! – вытянувшись по стойке «смирно», отчеканил Денис.

– Чистые носки, говоришь…

Изюбрь медленно, словно нехотя, развернул их, выронив на одеяло маленький пакетик, полный белого порошка. Денис похолодел.

– А это – что? – опасно спокойным голосом поинтересовался Изюбрь, вплотную приближая пылающее лицо к лицу Дениса. Его рост превышал рост капитана сантиметров на шесть-семь, поэтому взгляд Руденчика упирался ему в переносицу.

– Не… могу… знать, товарищ к-капитан, – едва слышно пробормотал он, чувствуя, как струйка холодного пота предательски стекает по спине.

– Вы тут поразительно несведущи! – прошипел Изюбрь, отступая, и теперь вперяясь взглядом прямо Денису в глаза. – Где ты достал эту дрянь, Агеев?!!

– Это не мое, товарищ капитан! – ответил Денис, понимая, насколько по-дурацки звучит его ответ: все наркодилеры, пойманные с поличным с полными сумками наркотиков, обычно тут же заводят песню под названием «Это не мое!» – но что еще, спрашивается, он мог сказать?

– В карцер! – рявкнул Руденчик, не глядя на Зверева. – Отдельно от… этих, – он кивнул в сторону солдат, уличенных в распитии самогона. – Остальным – отбой!

Прежде чем последовать за Зверевым, Денис оглянулся на Синицу. Тот отвел глаза.

* * *

Услышав от Людмилы новость о шмоне в казарме кинологического подразделения, я не могла поверить своим ушам. Ну ладно, поймали выпивших солдат – с кем не бывает, но Дениса – с Белым Китайцем?!

– Представляешь?! – стрекотала женщина, не замечая моей ошарашенной физиономии. – Вот не думала, что у Агеева найдут «дурь» – я его сразу приметила, такой хорошенький… Да и вел он себя не так, как большинство, не наглел, со всеми поддерживал нормальные отношения! А ты что по этому поводу думаешь? – решила, наконец, узнать мое мнение Людмила.

– Понятия не имею! – сдавленным голосом пробормотала я, молясь, чтобы Акиньшина не обратила внимания на мое замешательство.

– Брось, – отмахнулась она, – ты же с ним общалась! Больше, чем с другими, – думаешь, я не заметила? Видела-видела, как вы из лесу возвращались – не вместе, конечно, но как-то уж больно подозрительно это выглядело!

– Что ты такое говоришь, Люда? – беря себя в руки, пожала я плечами. – Ну да, пару раз перекинулись словечком… Он же мне в сыновья годится, в самом деле!

– Господи, да кому это мешает? – рассмеялась она. – Ладно, не тушуйся: парень он видный, я бы и сама – если бы не Акиньшин!

«А с другими тебе и Акиньшин не мешает!» – злобно подумала я, направляя свой гнев в неправильное русло, но мне просто необходимо было кого-нибудь обвинить.

– У Агеева сейчас Губанов анализы берет, – сообщила между тем Людмила, и я подивилась тому, как это она умудряется узнавать обо всем раньше других? – Если он чист, может, все и обойдется.

Я знала, что не обойдется. В том, что Денис чист, сомневаться не приходилось, и это означало только одно: он сам не употребляет, но приторговывает, а это – уже уголовное преступление! Естественно, я ни на секунду не поверила, что парень имеет отношение к Белому Китайцу. Для меня вся эта ситуация значила, что кто-то подбросил Денису порошок – но кто и, главное, зачем?

Я не находила себе места до самого вечера. Работы было немного. В основном я занималась сержантом Строевым, который, узнав о происшествии, рвался в бой.

– Распустились! – шипел он, чуть ли не подпрыгивая во время перевязки, чем очень мне мешал. Глядя на парня, я подумала, что вижу перед собой точную копию Руденчика: лет через двадцать Строев станет таким же, как Изюбрь!

– Но Агеев… Не верю!

Вот за эти слова я испытала к сержанту прилив благодарности.

– Агеев не такой, – продолжал он. – Он – правильный!

– Вот и скажи об этом Изю… Руденчику то есть, – посоветовала я, преследуя собственные цели. Если у Дениса найдутся заступники, может статься, делу хода не дадут, и то, что Строев на нашей стороне, очень даже хорошо. Но вот Руденчик… Этот мужик упертый, как танк! Видимо, придется мне самой с ним пообщаться на эту тему, хоть и очень не хочется.

Однако наша встреча произошло раньше, чем я рассчитывала. Выйдя вечером проветриться, я столкнулась с Изюбрем нос к носу. Занятая невеселыми мыслями, я слишком поздно его заметила. Видимо, капитан вышел выгулять Одина, уже полностью оправившегося от змеиного укуса. Честно говоря, не знаю, зачем он устраивает эти прогулки, ведь пес и так с утра до вечера бегает на свободе. Может, Руденчик пользуется этим предлогом, чтобы, как и я, поразмыслить над тем, что произошло за день, считая, что прогулки в одиночестве вызовут ненужные разговоры, а присутствие собаки создаст своего рода алиби?