– Я послежу за лошадьми, и, в случае опасности, предупрежу вас свистом.

Разговор стал походить на водевиль… Штерн глянул в глаза своей спутницы и впервые со времени своего приезда во Францию рассмеялся:

– Вы умеете свистеть?

– Представьте себе, – с наигранной обидой отозвалась фрейлина и, засунув пальцы в рот, резко, как деревенский мальчишка, свистнула. Испуганные лошади рванулись вперёд, и Штерну пришлось удерживать их.

– У меня нет слов, – все ещё смеясь, сказал он, – преклоняюсь перед вашим мастерством.

– Зря иронизируете, – безмятежно сообщила Орлова, – одинокой женщине надо уметь всё, ведь неизвестно, что может ей пригодиться в мире мужчин.

Больше фрейлина не проронила ни слова, да и устыдившийся Штерн не навязывался с разговорами. Двуколка миновала пустошь, свернула на широкую тропу, а потом въехала на улочку из нескольких домов. Здесь стояла мёртвая тишина. При свете дня стало видно, что дома необитаемы: окна плотно закрыты ставнями, а кое-где даже затянуты разросшимся без присмотра диким виноградом. Если бы Штерн не видел своими глазами, как Мари-Элен (или теперь правильнее говорить – Рене) вошла в калитку последнего в этом ряду дома, он не поверил бы, что на этой улице кто-то живёт.

– Я думаю, вон тот – последний, за высоким каменным забором… – сказала Орлова.

– Как вы догадались?

– У всех других домов калитки запылённые, под ними растет трава, а у того дома – земля утрамбованная, да и калиткой часто пользуются.

– Правильно, – подтвердил Штерн и предложил: – Поставим коляску в начале улицы, если со мной что-нибудь случится, вы успеете уехать.

– С вами ничего не случится, но коляску и впрямь лучше оставить здесь, чтобы охранники не услышали стука копыт. Увидеть хоть что-то из-за такой высокой ограды они всё равно не смогут. Вы же имеете возможность перелезть через стену. Вон тот угол, как мне кажется, не слишком хорошо просматривается из дома.

Фрейлина указала на самый дальний участок стены. Там плотно оплетали забор древние, почти высохшие плети дикого винограда. Безлистные, они казались большой коричневой паутиной. Штерн взвёл курки двух захваченных из дома пистолетов, засунул за пояс кинжал, а за голенище сапога – узкий стилет.

– С Богом, – тихо пробормотал он.

Орлова перекрестилась. Поверенный передал ей вожжи и направился к «паутине» из виноградной лозы. Он залез на верхушку стены, перекинув ноги, сел и осмотрелся. Двухэтажный коттедж частично заслоняли яблони, и Иван Иванович не видел его полностью, но дом точно был обитаемым: при плотно закрытых ставнях верхнего этажа, кто-то распахнул окна первого.

«Верхние окна видны из-за стены, и их не открывают, – сообразил Штерн. Он попытался оценить, сколько комнат может быть в таком доме: – Как минимум по две, а то и по три на каждом из этажей. Даже если охрана занимает комнаты с открытыми окнами, там смело может разместиться и десяток человек».

Как ни странно, это его не пугало. Штерн ведь не собирался безумствовать, и, если он поймёт, что не справится с многочисленной охраной, то уйдёт и вернётся с подмогой. Но пока оставался хоть один шанс, он должен был попробовать. Дикий виноград не подвёл: лозы давно перевалили через забор, и с внутренней стороны сплели такую же живую лестницу, что и снаружи.

– Вперёд, – тихо скомандовал себе Штерн и спустился вниз.

Используя, как прикрытие, пышные ветви яблонь, он пробрался к дому и замер в простенке между двух распахнутых окон. Прислушался. Внутри царила тишина. Поверенный шагнул из своего укрытия и заглянул в правое окно. Небольшая комната с кроватью и шкафом оказалась пустой. Однако на постели валялись скомканное одеяло и подушка. Здесь недавно спали.

«Один или двое, – прикинув ширину кровати, засомневался Штерн, но всё-таки решил: – Нет, один!..»

Поверенный заглянул в соседнее окно и увидел маленькую столовую, а через широкий дверной проём различил в смежном помещении квадратную плиту. Значит, там кухня. В комнатах тоже никого не было.

«Чудеса! – подивился поверенный, боясь поверить в своё везение. – Сколько же здесь людей?»

С этой стороны дома окон больше не было, оставалась лишь входная дверь. Неужели она будет открыта? Штерн потянул за ручку и понял, что здесь хода нет.

«Глупо как, – вдруг подумал он, – смешно закрывать двери, оставляя окна первого этажа нараспашку».

Но опыт уже подсказал отгадку: есть смысл запирать дверь, когда точно знаешь, что визитёр не сможет влезть в открытое окно. В каких случаях это может случиться? Когда хозяйка – женщина.

«Что же такое задумала охрана, если заперлась от своей предводительницы?» – спросил себя Иван Иванович и похолодел от ужаса. Если Луиза в доме, то эта закрытая дверь не предвещала ничего хорошего. Отчаяние толкнуло Штерна вперёд! Поверенный изловчился и вскочил на подоконник. Он выхватил пистолет и направил его в темноту дома. Но противник так и остался невидимым… Так где же он?..

Штерн мягко спрыгнул на пол и направился к двери. Что ж, его борьба началась!

Жак-Костоправ устал бороться со своим телом. Он знал, что поступает плохо, но ничего не мог с собой поделать – тело правило им. Великан денно и нощно мечтал о прикованной женщине. Как же она нравилась Жаку! Она казалась ему королевой из запретной сказки. Какие у этой королевы были волосы – чёрные, густые и волнистые, они сбегали с подушки до пола, да и потом ещё струились, как стая гибких змеек. А кожа? Как молоко! Но больше всего Костоправу нравились ножки пленницы. Они были такие маленькие (гораздо меньше ладони самого Жака), в шёлковых белых чулочках. Эти ножки казались Костоправу двумя сладкими пирожными. Ему как-то довелось видеть это лакомство на столе у Рене, но, чтобы попробовать самому, не пришлось.

«Можно облизать сначала одну, потом другую – прямо сквозь шёлк, и это будет сладко-сладко, – шептал Жаку внутренний голос. – А потом стянуть чулки и увидеть наконец что под ними».

На этой мысли Костоправа окатывало волной жара, и он не мог найти себе места: сердце билось где-то в глотке, а плоть становилась каменной. Сколько можно так мучиться? С каждым днём вожделение опаляло Жака всё сильнее, и привычный способ облегчения уже не приносил услады. Костоправу была нужна эта женщина – королева на цепи. Значит, он её получит, а если Рене потом убьёт его, так это будет только по-честному.

Жак знал о случившейся беде: придётся вызволять из плена Жильбера. Самому Костоправу этот мальчишка не нравился – и лицом и повадками тот пошёл в подлеца-папашу, но у Рене было другое мнение. Впрочем, Жака это совсем не касалось, хотя отъезд Рене пришёлся очень даже кстати. Жаку было сказано:

– Вызволю Жильбера, верну домой, тогда и приеду. В лучшем случае это будет завтра, а ты смотри за домом и корми заложницу.

Жак по обыкновению промолчал. А зачем говорить, коли и так всё ясно? Шпионы из Латинского квартала уже донесли, где похититель спрятал мальчишку. Сейчас Рене возьмёт одного-двух парней из того же Латинского квартала, они ворвутся в дом, всех убьют, а Жильбера заберут. Всего-то дел…