Первейшей задачей собора было ликвидировать церковный раскол, но ему предстояло разрешить и две другие проблемы. Они касались реформирования управления духовными институтами – эта перспектива тоже не радовала Иоанна XXIII – и подавления ереси. Последняя тема могла принести некоторое удовлетворение попавшему в западню неаполитанскому лису: она предоставляла ему удобное тактическое средство. Переписка, скопированная секретарями для понтифика, свидетельствовала о попытках переместить акцент с церковного раскола и коррупции на человека, имя которого Поджо все чаще и чаще упоминал в официальных документах.

Сорокачетырехлетний Ян Гус, чешский священник и религиозный реформатор, уже давно досаждал церкви. И с кафедры, и в своих писаниях он обличал злоупотребления клириков, осуждал их за алчность, фарисейство и сексуальную развращенность. Непокорный чех клеймил торговлю индульгенциями, называя ее бесстыдной наживой на страхах верующих. Он призывал свою паству не верить ни в Деву Марию, ни в культ святых, не доверять церкви и папе, а признавать только одного Господа. Ян Гус утверждал, что надо полагаться только лишь на Священное Писание.

Мало того, диссидент нападал не только на доктрину, но и на практическую деятельность церкви в момент нараставшего национального самоуправства. Он доказывал, что государство имеет право и даже обязано надзирать за церковью. Миряне могут и должны оценивать действия своих духовных лидеров. (Лучше быть хорошим христианином, чем порочным папой или прелатом – это его слова.) Смертный папа не может претендовать на непогрешимость. Папство есть изобретение человека, слова «папа» нет в Библии. Моральная чистота – признак настоящего священника. «Если он явно прегрешает, то надо считать его по делам врагом Христа»13. И такого человека нужно лишать духовного сана.

Нетрудно понять, почему Яна Гуса отлучили от церкви в 1410 году и почему церковных сановников, собравшихся в Констанце, беспокоил его отказ повиноваться. Оберегаемый могущественными богемскими аристократами, он продолжал выражать опасные взгляды, получавшие все более широкое распространение. Можно понять и то, почему Косса, припертый к стене, решил воспользоваться моментом и переключить внимание собора на Яна Гуса. Чех, которого одновременно боялся и ненавидел церковный истеблишмент, призывал к тому, чего добивались враги Коссы в том же истеблишменте: неповиновения и даже свержения папы, обвиняемого в коррупции. Возможно, это обстоятельство в какой-то мере и объясняет странное обвинение, имевшее хождение в Констанце: Ян Гус якобы обладает экстраординарными способностями читать мысли любого человека, приблизившегося к нему на определенное расстояние14.

Гус неоднократно просил дать ему возможность объясниться перед церковным собором, и его официально пригласили изложить свои взгляды в присутствии прелатов, богословов и светских правителей в Констанце. Чешский реформатор почему-то уверовал в то, что, если ему позволят донести до всех свою правду, то она искоренит невежество и ошибочные представления.

Тем не менее, как человек, обвиненный в ереси, он проявлял осторожность. Ян Гус сам видел, как недавно обезглавили трех молодых людей, двое из которых были его учениками. Прежде чем покинуть Прагу, где он чувствовал себя в безопасности под защитой покровителей, реформатор запросил и получил свидетельство о правоверности от главного инквизитора епархии и гарантии свободного передвижения от императора Сигизмунда. Охранная грамота с большой имперской печатью гарантировала «защиту и безопасность» и требовала, чтобы Яну Гусу позволялось «свободно и безопасно» «передвигаться, пребывать, останавливаться и возвращаться». Богемские дворяне, сопровождавшие его, первыми прискакали к папе и спросили, сможет ли Гус находиться в Констанце без риска подвергнуться насилию. «Если бы он даже убил моего брата, – ответил Иоанн, – и тогда его никто бы не тронул, пока он в городе». С такими гарантиями вскоре после пышного въезда в город понтифика в нем появился и реформатор.

Иоанн XXIII мог только радоваться прибытию в Констанц еретика. Яна Гуса ненавидели и честные и бесчестные церковники. И он, и его соотечественник Иероним Пражский были последователями английского еретика Джона Уиклифа, осужденного еще в прошлом столетии за пропаганду простонародного перевода Библии, приоритетности веры, основанной на Священном Писании, и нападки на обогащение клириков и торговлю индульгенциями. Уиклиф умер в своей постели, чем крайне огорчил врагов, но теперь Вселенский собор принял решение выкопать и удалить его останки из освященной земли. Это не предвещало ничего хорошего и для Яна Гуса.

Несмотря на гарантии, данные папой, собором и императором, чеха почти сразу же подвергли унижению, отказав ему в возможности выступать публично. 28 ноября, через три недели после прибытия в город, его арестовали по приказу кардиналов и заключили в тюрьму доминиканского монастыря на берегу Рейна. Там его заперли в подземелье, куда сбрасывались все нечистоты монастыря. Когда Ян Гус тяжело заболел, он попросил предоставить ему адвоката, но ему ответили: согласно каноническому праву, никто не может выступать в защиту человека, обвиненного в ереси. Предпочел не вмешиваться и император, игнорируя протесты сторонников Гуса в Богемии, возмущенных очевидным попранием гарантий охранной грамоты. Говорили, будто императора смущало то, что он нарушил данное им слово, но английский кардинал успокоил его, сказав: «Еретики верности недостойны».

Если Косса полагал, что преследование Яна Гуса отвлечет собор от проблемы раскола или заставит замолкнуть врагов понтифика, то он ошибся в своих расчетах. Его придворных охватили мрачные предчувствия, а папа продолжал устраивать помпезные представления. Вот как описывал одно из них Рихенталь:

...

Однако то, что происходило не на глазах завороженной публики, было далеко не столь благостным. Хотя папа и продолжал председательствовать на сессиях, он потерял контроль над направленностью обсуждений, а император Сигизмунд, прибывший в Констанц 25 декабря, вовсе не проявлял желания его спасать.

У Коссы тем не менее еще оставались союзники. Когда на сессии 11 марта 1415 года завязалась дискуссия о том, как все-таки избрать единого папу для всей церкви, поднялся архиепископ Майнца и заявил, что не подчинится никому, кроме Иоанна XXIII. Однако сколько-нибудь массовой поддержки не было. Патриарх Константинополя в ответ на заявление архиепископа воскликнул: «Quis est iste ipse? Dignus est comburendus!» – «Кто этот человек? Его надо сжечь!» Архиепископ вышел из зала, и сессия сорвалась.