Хельга сказала, что та тварь придет, когда феникс проявится полностью, превратится из наброска в полноцветную картину. Феникс – проводник между тварью и Анной, чем ярче картинка, тем крепче связь, тем более материальной становится тварь, тем проще ее уничтожить. Уничтожить – вот их основная цель, а Анна – всего лишь приманка, малая жертва…

От этих мыслей, злых и безысходных, перехватило горло. Сколько еще ждать?! А вдруг тварь доберется до Анны в тот самый момент, когда его, Громова, не окажется рядом? Хельга сказала – после наступления темноты присматривай за девочкой. Он и присматривал, позапрошлой ночью даже дежурил у ее дома, всматриваясь в яркий прямоугольник ее окна. Всматривался до тех пор, пока из-за какого-то типа, наверное, бомжа, прикорнувшего в беседке напротив Анютиного подъезда, не пришлось менять дислокацию. Он поменял, через соседний подъезд попал на чердак, а уже оттуда спустился к ней на этаж. Очень удобно, что когда-то он жил в этом доме и до сих пор не забыл «тайные тропы». Сторожить в подъезде было гораздо приятнее, чем снаружи, на пронизывающем ветру. Громов провел под дверью Анюты пару часов, а потом она словно почувствовала его присутствие, стала спрашивать, кто там. Ясное дело, Громов не ответил, мысленно порадовался, что в двери нет «глазка», и сбежал вниз по лестнице, обратно в ночное ненастье. Типа в беседке к тому времени уже не было, тоже, видно, не захотел мерзнуть, пошел искать местечко потеплее.

И прошлой ночью Громов тоже за ней присматривал, с той лишь разницей, что дежурить пришлось не под ее, а под Любашиной дверью. На отдых и сон у него оставалось лишь утро, потому что работу в салоне никто не отменял. Хельга сказала, что тварь выходит на охоту лишь с наступлением темноты, а днем Анюта вне опасности, но кто может знать наверняка?!

«Знать» – вот ключевое слово! Он знает о твари только то, что рассказала Хельга, а рассказала она очень мало. Почему? Потому что ей самой известно далеко не все или потому, что он всего лишь исполнитель, слуга на страже светлых сил, которому нужны четкие инструкции и ни к чему лишняя информация? Спрашивать у Хельги бесполезно, она больше ничего не скажет. Но есть ведь архивы, наверное, сохранились какие-то документы, воспоминания очевидцев. Надо самому, вот сегодня же днем! Хельга любит повторять – предупрежден, значит, вооружен. Он вооружится до зубов…

Наверное, Громов задремал, потому что крик Анны застал его врасплох, потому что на то, чтобы понять, что происходит, у него ушло катастрофически много времени – несколько драгоценных секунд как минимум.

Анна сидела на тахте, подтянув к подбородку колени. Она смотрела на Громова такими дикими глазами, что первой его мыслью было, что тварь вернулась.

– Что?! – Он обхватил Анну за плечи, то ли затем, чтобы защитить, то ли затем, чтобы успокоить. В ноздри шибанул запах гари. Опять гари… – Анюта, что случилось? – Он развернул ее лицом к себе.

– Мне снился костер. – Ее голос был спокойный, даже какой-то отстраненный, он никак не вязался с расширенными зрачками, мокрыми от слез щеками и вздрагивающими плечами. – Костер, а на нем – я. Больно… – Медленно, очень осторожно, она спустила ноги на пол, и в тусклом рассветном свете Громов увидел самые настоящие ожоги.

Да что же это такое?! Какой из него защитник, если в ее чертовы сны ему нет хода?! Ему нет, а твари есть…

– Сейчас… Анюта, ты потерпи… Где у тебя аптечка?

– На кухне. – Она рассматривала свои обожженные ноги без страха, скорее с отстраненным интересом. – Как такое может быть? Ты знаешь?

Он не знал, поэтому вместо того, чтобы ответить, ушел за мазью.

Картонную коробку с лекарствами Громов нашел в дальнем углу одного из кухонных ящиков, расшвыривая пузырьки и таблетки, выудил бинт и зачем-то зеленку, бросился обратно в комнату. Анюта сидела в той же позе, в которой он ее оставил, но выглядела уже получше, лицо по-прежнему оставалось мертвенно-бледным, но на носу уже проступили веснушки.

– Вот, принес! – Громов зубами разорвал упаковку бинта. – Сейчас перевяжем, а потом я смотаюсь в аптеку, куплю что-нибудь от ожогов.

– Не нужно, все уже прошло. – Анюта посмотрела на свои босые ступни и всхлипнула.

Все прошло – в этом она была права. От ожогов, еще пару минут назад таких страшных и таких реальных, не осталось и следа.

Громов вздохнул, сжал холодные и по-детски маленькие ступни в ладонях, спросил:

– Больше не болит?

– Уже нет. – Она улыбнулась, но как-то не слишком уверенно, натянула на голые коленки футболку, а потом спросила: – Ты не уйдешь?

Кто бы знал, как хотелось Громову ответить, что он останется с ней хоть до самой старости, но сказал он другое:

– Уйду, Анюта. – И тут же торопливо добавил: – Это ненадолго, всего на пару часов. Днем тебе нечего бояться, я точно знаю. Хочешь, позвоню Гальяно, он побудет с тобой?

– Не нужно, – она мотнула головой, – я сама. Громов, – ее пальцы коснулись его волос, пробежались от макушки к затылку, – ты говорил, что кому-то обещал меня защищать? Кому?

– Это долгая история, я потом обязательно тебе расскажу. – Вранье давалось нелегко, но Хельга не оставила ему выбора. Отсрочка – вот единственное, на что он еще мог рассчитывать. Знать бы еще, сколько у них с Анютой в запасе времени.

Взгляда, брошенного на Анютину руку, хватило, чтобы понять, что времени остается все меньше и меньше. Феникс оживал, наливался цветом, косился на Громова хитрым глазом. Почему именно феникс?..

– Не нужно звонить Гальяно. – Анюта улыбалась храбро и почти искренне. – Ты же сам говоришь, что днем мне нечего бояться.

– Нечего, – он с сожалением выпустил из рук ее уже начавшие согреваться ступни. – А вечером я приду, обещаю.

Выйдя от Анюты, Громов первым делом позвонил Гальяно.

– Магистр черной и белой магии на проводе, – мурлыкнуло в трубке, и по этому довольному мурлыканью сразу стало понятно, что у Гальяно ночь выдалась куда интереснее и приятнее, чем у него.

– Разговор есть, – буркнул Громов, не здороваясь.

– Разговор? Знаешь, это несколько несвоевременно, я занят очень важным делом.

По приглушенному хихиканью, доносящемуся из трубки, Громов примерно представлял, чем таким может быть занят Гальяно, поэтому решил не церемониться:

– Если тебя через час не будет в салоне, я расскажу твоему очень важному делу про ту силиконовую блондинку, с которой ты три месяца регулярно снимал порчу. Приезжай! – рыкнул он и отключил мобильный.

Гальяно переступил порог салона ровно через час. По свежей сорочке и гладковыбритой физиономии было ясно, что друг перед работой успел заскочить к себе, чтобы переодеться. Пижон!

– Кофе будешь? – Громов включил электрочайник.

– Кофе буду, – Гальяно аккуратно повесил на плечики щегольское пальто, – я же по твоей милости даже позавтракать не успел.