– Ну, допустим, позавтракать ты не успел не по моей милости, а по другим причинам, – ухмыльнулся Громов. – Мог бы у своего очень важного дела выпросить что-нибудь на завтрак.

– Не до того было, понимаешь ли! – Гальяно плюхнулся в кресло Громова, возвел глаза к потолку. – Ах, какая же она женщина! – добавил восхищенно. – Сказка, а не женщина!

– Кстати, о сказках, – Громов уселся на кушетку, – расскажи-ка мне в деталях, что там у вас случилось во время спиритического сеанса.

– Опять, что ли?! – Гальяно недовольно поморщился. – Я ж тебе уже рассказывал. Думал, задурю девчонкам голову, проведу сеанс психоанализа и все дела, а тут бац – и сработало заклинание! И главное, сначала-то все так удачно складывалось! Я прямо с первого слова сумел эту твою Анюту поразить в самое сердце.

– Чем поразить? – насторожился Громов.

– Хотелось бы сверхспособностями, но поразил историей про кладбище! – Гальяно легкомысленно взмахнул рукой. – Это еще хорошо, что я ее сразу узнал. Тогда-то она совсем не в себе была, я еще подумал, что пьяная или обкуренная. Вся такая с прибабахом…

– Стоп! – Громов рубанул кулаком по столу. – Ты про кого сейчас?

– Так про клиентку, Анюту эту! – удивился Гальяно. – Сижу я, значит, на могилке, а она бежит, вся такая внезапная, растрепанная, полуголая…

– На какой могилке?..

– Да кто ж там разберет, на какой?! Говорю же – ночью дело было, темнота кругом.

– А что ты делал на могилке? – Громов окончательно запутался в объяснениях друга.

– Ну что делал? Так, шаманил помаленьку. – Гальяно вдруг смутился и зачастил: – Ты не подумай ничего такого. Про черную магию – это я так, ради красного, я бы не стал мараться, но уж больно ритуальчик интересный.

– Ритуальчик?..

– Приворотный, на кладбищенской земле. Вообще-то там не только земля нужна, там масса сопутствующих факторов. Но ты ж понимаешь, я исключительно из любви к искусству, только теоретически…

– Из любви к искусству ты поперся ночью на кладбище? – Чайник вскипел, и Громов щедро сыпанул в чашки растворимого кофе. – Ты совсем больной?

– Я здоровый, – огрызнулся друг. – Здоровее многих, если хочешь знать. Просто во мне силен дух естествоиспытателя.

– Это да, – Громов согласно кивнул, – временами даже чересчур. Так что там было на кладбище? Сидишь ты, значит, на неизвестной могилке…

– А тут бац – распахивается дверь склепа и оттуда выбегает Анюта. Веришь, я от страха чуть не обделался!

– Верю, дальше что?

– Ничего, кажется. – Гальяно на секунду задумался. – Выскочила она из склепа и поскакала промеж могилок.

– Это точно она? Сам же говорил, что темно было.

– Ну как темно? Луна же светила, а девица в каком-то метре от меня промчалась. – Гальяно растерянно замолчал, а потом сказал: – Странно это все, не находишь? Ладно я, магистр белой и черной магии, шастаю ночью по кладбищу, мне по статусу положено, а она чего?

– Дальше что было?

– Ничего. Я домой пошел, от греха подальше, а с черной магией решил завязать окончательно. Опасное это дело, я тебе скажу! А тут еще эта тень отца Гамлета во время сеанса нарисовалась. И главное – ритуал вызова я взял самый простенький, таким даже родную бабушку хрен вызовешь, а он взял и приперся. Слышишь, Громов, а тебе не кажется, что мне пора выходить на новый уровень, что я зарываю в землю свой спиритический талант?

– Пойдем! – Громов одним глотком допил кофе, решительно встал из-за стола.

– Это еще куда? – по лицу Гальяно было видно, что выходить из салона ему совсем не хочется.

– На кладбище. Покажешь склеп.

– Так темно же было! И вообще, не помню я ничего! – заартачился друг.

– Значит, придется подключить сверхспособности! – Громов сдернул с вешалки куртку и, не дожидаясь Гальяно, вышел на улицу.

* * *

1889 год Андрей Васильевич Сотников

Ах, до чего же славное у барона шампанское! Такое, что устоять невозможно!

Андрей Васильевич, конечно, помнил свой недавний конфуз с пикантными виршами, оттого старался держать себя в руках, но бокальчик-другой все ж таки пропустил, а когда в голове зашумело от выпитого, поступил разумно – решил совершить променад по парку.

Он шел неспешным шагом, прислушиваясь к тому, как многоголосый гул становится все тише, а стрекот цикад все громче. От выпитого голова сделалась легкой, захотелось вздохнуть полной грудью и воспарить к звездам.

От лирических мыслей Андрея Васильевича отвлекли голоса: приглушенный мужской и громкий, срывающийся в истерику женский. Сотников замер, не доходя всего нескольких шагов до залитой лунным светом беседки, пытаясь решить, как поступить: уйти незамеченным или дать знать о своем присутствии влюбленным. В том, что в беседке именно влюбленные, у Андрея Васильевича не было никаких сомнений: девица льнула к кавалеру всем телом, да и кавалер, по всему видать, не особенно противился.

– Максимилиан, я больше так не могу. – В голосе девицы послышались просительные нотки, и Андрей Васильевич враз протрезвел, потому как понял, кто эти двое. – Вы со мной точно играетесь: то поманите, то оттолкнете… Если папенька узнает, что я здесь, с вами…

– …Это ж какие нынче пошли нравы, – послышалось за спиной Андрея Васильевича злое шипение, и он едва не вскрикнул от неожиданности.

– Ольга Федоровна, до чего ж вы меня напугали! – зашептал он и попытался увлечь старую ведьму прочь от беседки.

Увлечь-то она себя дала, но вот успокаиваться не желала.

– В мое время, дружочек, девица на молодого человека не смела взгляда без родительского дозволения поднять, а нынче что?

– Что? – растерянно переспросил Андрей Васильевич.

– А то, что нравы нынче уже не те. Это же какой позор – незамужняя барышня в объятиях постороннего мужчины. – Графиня Пичужкина остановилась, обернулась через плечо, стараясь в темноте разглядеть хоть что-нибудь.

– Ольга Федоровна, дорогая вы моя, да пойдемте же! – взмолился Андрей Васильевич.

До чего ж неловко все вышло! Мало того, что эта сплетница завладела чужой амурной тайной, так еще и его застала, можно сказать, на месте преступления. Ей же теперь не докажешь, что он просто так прогуливался и вовсе не собирался подслушивать.

– А что это вы там делали, дружочек? – Так и есть – попался в сети к старой паучихе…

– То же, что и вы, дражайшая Ольга Федоровна, – нашелся Андрей Васильевич и сам порадовался своей смекалистости. – Прогуливался. Потянуло, понимаете, на свежий воздух, захотелось уединения.

– Ну, с уединением, как я погляжу, не слишком хорошо вышло, – усмехнулась графиня и похлопала Андрея Васильевича веером по сгибу локтя.