лесного аромата, вплетенного в шелковую ткань. Это мгновенно нагрело мою кровь и зажгло зуд между моих бедер, я не знала ничего, кроме его пальцев или члена, которые могли удовлетворить.

Все мое тело было расслабленным и теплым от удовлетворения после тщательной работы в течение нескольких часов ранее, но мой мозг чувствовал боль и опухание между ушами, как будто у меня была инфекция, которую я не знала, как лечить. Мне нравилось доставляемое мне удовольствие и эротический вид такого сильного мужчины, ртом касающегося моего самого интимного места, доводящего меня до оргазма не потому, что мне это было нужно, а просто потому, что этого хотел он. Его властный характер не должен был быть таким опьяняющим, но я знала себя достаточно хорошо, чтобы признать, что я была в его рабстве.

Было трудно бороться с чем-то, чего я не понимала и с чем не имела опыта. Желание было чуждо для предпродажной версии Козимы. Я никогда не влюблялась и не чувствовала притяжения, похожего на клеймо, к моей груди и бедрам, отмечающего меня алой буквой моих нечестивых импульсов.

Теперь я знала это слишком хорошо, и у меня не было абсолютно никакой защиты от этого.

Александр выигрывал игру, правил которой я недостаточно знала, чтобы играть самому. Это казалось ужасно несправедливым, и я обнаружила, что злюсь все больше и больше, пока мылась в душе и готовилась к новому дню.

Увидев одежду, разложенную на моей кровати, когда я вышла из ванной, алкоголь только подлил пламя моей ярости.

Я была его куклой, которую нужно было одевать, точно так же, как я была его плотью, которую он использовал, и его мышью, на которую он охотился.

Я добавила этот проступок в свой список ненависти к нему, пока терла между пальцами роскошную ткань платья с запахом в цветочный узор.

Оно прекрасно сидело, как и смехотворно дорогое белье La Pearla в мерцающем золоте, и подчеркивало мои изгибы. Я знала, что я ему нравилась в золоте не потому, что оно хорошо на мне смотрелось, а потому, что оно удешевляло меня. Это было физическое воплощение богатства, которое он использовал, чтобы купить меня, как ценную конину.

На мгновение я подумала о том, чтобы бросить этот наряд и ходить совершенно голой, но мысль обо всех этих камерах и всех этих взглядах на меня была в конечном счете чересчур даже для такого относительно нескромного человека, как я.

На прикроватной тумбочке не было ни записки, ни инструкций, поэтому, немного поколебавшись, я попыталась открыть дверь в свои покои.

Она был разблокирована.

Звук механизма, встающего на место, прозвучал в моих ушах, как зов трубы. В этой новой жизни было так мало свобод, каждая казалась трогательно великолепной.

Волнистые холмы за окнами были серебристыми от проливного дождя, а стекло было холодным, когда я приложила к нему руку, чтобы вглядеться в неуловимый внешний мир. Мне хотелось сбежать вниз по лестнице, ворваться в тяжелые входные двери и скользнуть босыми ногами по мокрой траве, пока они не станут коричневыми от грязи, и я не рухну на землю, обезображивая себя. Мне хотелось раскинуть конечности в прохладном зеленом одеяле и смотреть, как дождь падает мне в лицо.

— Я когда-нибудь снова буду на улице? — спрашивала я себя, наблюдая, как мое горячее дыхание запотевает на стекле.

— Ты… Голос Александра поразил меня больше, чем пистолет, приставленный к виску.

Мгновение спустя широкое пространство его тела было прижато к моему, так что солнечный свет его жара был на моей спине, а холодное затмение стекла — на моей груди. Это была та же самая двойственность, которую я всегда ощущала рядом с моим Мастером.

Горячий поцелуй непреодолимого желания и холодная пощечина стыда.

— В свое время тебя выпустят из этого дома и из этой жизни, моя Красавица, особенно если ты будешь вести себя так же красиво, как прошлой ночью. Я вздрогнула от текстуры его шелковистого дыхания, спускающегося по моему горлу, а затем прикосновения его губ к моему учащенному пульсу. — Ты раскрылась для меня так же, как и для своего Мастера. Скажи мне, ты чувствуешь себя обновленной этим утром?

Я сделала это, и это разбило мне сердце. Казалось, что каждый раз, когда он прикасался ко мне, он разрывал меня на части только для того, чтобы снова сплести острой иглой и темными нитями своей собственности. Я привыкла к боли, и это беспокоило меня.

Потому что эта покорность была окрашена тоской.

Я зашипела, когда Александр впился зубами в сильное сухожилие на моей шее. Он отстранился с тихим мычанием удовольствия и прошептал: —Я бы трахнул тебя у окна и использовал твои соки, чтобы написать свое имя на стекле, если бы у меня не было предыдущей помолвки.

Мой желудок сжался в тревожной демонстрации разочарования, но я не позволила этому проявиться на моем лице, когда я повернулась, чтобы хмуро взглянуть на него, уперев руки в бедра. Только мое негодование сменилось любопытством, когда я увидела, во что он был одет.

— Во что, черт возьми, ты одет?

Александр ухмыльнулся и провел рукой по густой волне своих золотистых волос. На мгновение он так походил на молодого, высокомерного мальчика, что мне захотелось улыбнуться вместе с ним.

— Я одет в куртку для фехтования и брюки.

Я моргнула. — Кажется, я не знаю, что это такое.

Его улыбка стала шире, мягче, чем я когда-либо видела, настолько радостная, что даже достигла его глаз. — Если ты придешь, я покажу тебе.

Прежде чем я успела возразить, моя рука оказалась в его руке, и он потащил меня своей широкой походкой по коридору.

— Фехтование — древний вид спорта, впервые освоенный вашими итальянскими предками, но популяризированный французами. Это популярное времяпрепровождение мужчин Дэвенпорта с 19 века. Я некоторое время играл в университетской команде в Кембридже.

— Ах, scherma, — сказала я, переводя слово на итальянский, когда установила связь. — Меня не удивляет, что ты играешь с оружием.

Короткий испуганный смешок сорвался с его губ, и я заметила, насколько полны нижние по сравнению с изогнутыми верхними и какими перламутровыми бледно-розовыми они были.

— Я очень хорошо умею обращаться с инструментами и оружием, как ты уже начала обнаруживать.

Мы спустились по величественной мраморной лестнице в большую комнату и в левое крыло дома, где вошли в большой зал, превращенный в нечто вроде спортзала. В самом конце был длинный бассейн, который, казалось, не сочетался с замысловатым декором и греческими колоннами, а рядом с широкими матами расставлены современные