Я никогда не могла предположить, что они будут так ужасно внушать благоговение, как это.

Огромная комната была в длину больше, чем в ширину, и до стропил была заполнена искусно вырезанными деревянными полками, выкрашенными в белый цвет и обшитыми сусальным золотом. Потолок был расписан, как и многие другие в доме, но эти изображения изображали Атласа со всем, прекрасно детализированным миром на его гротескно мускулистых плечах.

Паркетный пол был отполирован до яркого блеска там, где он виднелся из-под массивных выцветших персидских ковров, а в самом дальнем конце большой комнаты стоял мраморный очаг, такой огромный, что в нем могла с комфортом разместиться вся моя итальянская семья.

Я хотела прожить свои дни среди книг и умереть, свернувшись калачиком в глубоком кожаном кресле перед камином.

— Ты увлечена этим, — сказал Ноэль с улыбкой гордого отца. — Я знал, что ты будешь рада.

— В английском или итальянском не хватает слов, чтобы выразить, как сильно я это люблю, — честно сказала я ему, проводя пальцами по большому глобусу на деревянной подставке. Мой указательный палец безошибочно скользнул к маленькому месту на карте с надписью «Неаполь».

— Тебе может быть интересно, почему Александр забаррикадировал тебя. — Это не было вопросом, но я чувствовала, как приманка мелькает в свете, льющемся сквозь кривые стеклянные окна.

Он хотел порыбачить, а я была ценной форелью, которую он собирался поймать.

— Честно говоря, герцог, я пришла к выводу, что задаваться вопросом, почему мастер Александр что-то делает, бесполезно.

Он усмехнулся и сложил руки за спиной, создавая идеальный образ воспитанного английского джентльмена в дорогом костюме.

— Как бы то ни было, позволь мне на мгновение проникнуть в саван.

Я смотрела за ним через всю библиотеку к стульям, расставленным вокруг камина, и проследила за его взглядом до картины маслом, висевшей над камином.

Изображенная там женщина была одной из самых красивых, которых я когда-либо видела, но у меня перехватило дыхание не от этого.

Нет, это был поразительно очевидный факт, что она итальянка.

Это было в ее теплом оливковом цвете лица, хотя кожа у нее была светлой после того, как она провела некоторое время в Англии, и в миндалевидной оправе ее темных глаз с ресницами. У нее были густые черные волосы и брови сицилийской женщины, а также фигура, высокая острая грудь и широкие бедра после аккуратно подтянутой талии.

— Моя жена, — объяснил Ноэль, в его голосе тщательно отсутствовали какие-либо чувства. — Кьяра скончалась девять лет назад. Кажется, я слышал, как мистер О'Ши объяснял это на кухне, когда мы впервые встретились.

Я кивнула, мой голос застрял глубоко в моем горле. Было множество соболезнований и вопросов, которые я хотела подарить ему, но я не думала, что они будут хорошо приняты.

— Я хочу сам рассказать тебе небольшую историю, чтобы ты могла лучше понять, что ты делаешь здесь, в Перл-Холле.

Мой рот открылся от шока, и моя рука полетела, чтобы прикрыть его.

Ноэль предлагал мне ответы на некоторые из многих вопросов, которые преследовали меня с момента моего приезда, и я не хотел говорить или делать что-либо, что могло бы лишить его щедрости.

— Садись, пожалуйста, — сказал он мне, а затем подождал, пока я опустилась на один из стульев из красного дерева, прежде чем он тоже сел. Я смотрела, как он устроился поудобнее, закинул одну ногу на другую и сцепил пальцы, готовясь рассказать свою историю.

— Я встретил Кьяру, когда совершал свое современное паломничество в рамках Гранд-тура. Она была той великолепной женщиной, которую я заметил во время экскурсии по римскому Колизею, и, будучи молодым, высокомерным лордом, я подошел прямо к ней и потребовал, чтобы она позволила мне купить ей мороженое. Он улыбнулся воспоминанию. — Это была любовь с первого дня.

Мое романтическое сердце вздохнуло в груди. Я закинула ноги на сиденье и еще больше погрузилась в мягкие подушки.

— Когда пришло время идти домой, я взял ее с собой. У нее не было семьи в Италии, и я был более чем счастлив обеспечивать ее как свою жену. С годами она стала одной из жемчужин британского общества, хотя ей потребовалось некоторое время, чтобы сгладить свои латинские грани. Он ободряюще улыбнулся мне, так что я слегка рассмеялась, хотя мне очень нравились мои латинские нотки.

— Однако у нее был… друг, который был полон решимости навестить ее на протяжении многих лет. Сначала я ничего об этом не подумал, а этот человек, Амедео, стал мне как брат, как дядя моим детям. Я нахмурилась из-за того, что он использовал множественное число, и его губы сжались в ответ. — Да, Козима, я расскажу об этом.

— Видишь ли, я доверил этому человеку заботу о моей семье. Я не обратил на это внимания, когда моя жена стала чаще приезжать в дом Амедео в Италии, но затем мой младший сын, Эдвард, стал следовать за ней. Они проводили там долгое время и возвращались угрюмыми, сломленными духом. Я начал волноваться, но мне ничего не говорили. Кьяра и я немного поссорились из-за этого перед ее последней поездкой туда, потому что я сказал ей, что запрещаю туда ехать.

— Через два дня после того, как она уехала с Эдвардом, сильным, красивым парнем, на четыре года моложе Александра, Эдвард позвонил домой. Ответил Александр, и именно Александр первым узнал, что его мать убита.

Я задохнулась. — Убита? Я думала, она попала в аварию?

Он отмахнулся от этих слов. — Эта выдумка появилась позже. Сначала Эдвард сам признал, что она убита, что он услышал ее крик, а затем, через мгновение, звук ее смерти на земле. В дело вмешалась полиция, но ничего не нашли. Если кто-то толкнул ее, то это должен был быть кто-то в доме.

Я моргнула, глядя на него, представляя себе сцену, разрушенную очевидной правдой. — Думаешь, это был Амедео?

— Я знаю, что это был Амедео, — подтвердил Ноэль. — Но это еще не все. Видите ли, после этого Эдвард так и не вернулся домой. Он остался в Италии с убийцей и поклялся полиции, что Амедео не столкнул Кьяру с уступа. Я умолял его вернуться домой, поговорить с нами и хотя бы объяснить, что нужно присутствовать на похоронах, но он не пришел и с тех пор не возвращался. Он перевел взгляд с холодного каменного очага в мои глаза, и его глаза были темны, как пустые гробы. — Вот почему мы не говорим о смерти герцогини Грейторн и почему имя Эдварда Дэвенпорта вычеркнуто из нашей памяти.