Два месяца ныне миновало, с тех пор, как когда-то в порт Итвоза пришёл первый корабль. Первый мёртвый корабль. Только благодаря вьёрнам, море, гонимое ведьминской силой, развернуло судно, а после и погребло в своей пучине.

Смерть была на том корабле. Страшно и мучительно болезнь сожрала всю команду, оставив лишь крыс, да и блох.

Шесть таких суден побывало в моих водах. Все они и сгинули в заливе. Купцы сказывали всякое. Кто посмеивался, что невиданная болезнь пошла по миру, да только Келс и Эстесадо, хранятся создателем… Кто-то напужался, да торговлю покамест приостановил. Как я. Не столько забоялась, сколько решила поостеречься. Да и закрыла порт. Что бы в мире не творилось, мы на своих запасах покамест продержимся, а там — видно будет…

Первые вестники полетели к Вереху. С приказами закрыть все границы строго-настрого, лекарей снарядить и в народ пустить, особливо — в приграничье.

После Файлирсу. Пусть уже и не в приказном тоне, но расписала я королю своему, что зараза пришла в его земли, что надобно очаги все найти и перекрыть…

Чудится мне, всерьёз он мои опасения не воспринял. Речами паточными успокоил, отчитал, что челядь в дом пустила, повелел гнать взашей. Да сказал, что к ночи прибудет. Я запретила. Не от того, что сама не желала свидеться, а от того, что понимаю — зараза это. И передаётся она как-то от человека к человеку, то мне ясно, а значит, чтобы не заразиться, нужно людей избегать. И всем так повелеть. А особливо, самому ему скрыться от такой напасти.

Когда же гости мои отдохнули на людской стороне, я наведалась к ним.

— Вас хворь эта не зацепила, — начала, присаживаясь на лавку, подле пришлой ведьмы. — Но то не гарантирует, что так всегда будет. Зараза, скорее всего расползается. Не только вашу деревню скосила…

Я предлагала им остаться.

Потому что не ведаю сама, что делать пред лицом такой опасности. Сколь сильна не была бы ведьма — супротив такой, неизведанной болезни, ей делать нечего. Только зелья варить да пробовать на больных. Но сколько я таких больных переживу, коли сама врачивать их возьмусь?…

Страшно мне. Как бы не было людей жалко, а своего ребетёнка жальче других.

— Спасибо, госпожа… — поклонился этот человек, закидывая на плечо свой тюфяк. На дорогу мы им припасов собрали, но на собственном горбу много не унесёшь. — Негоже прятаться, когда беда такая на землю нашу пришла за грехи людские… мы дальше пойдём. В деревне вымершей мы не перезимуем, урожаю и не собрали почти в этом году…

Лето это выдалось в Ондолии дождливым. Файлирс делился в письмах, что не было ни дня, чтобы не было дождя. Он, то моросил, то лил, но трава ни разу не просохла. Оттого и продало Эстесадо в Ондолию рекордный запас зерна.

А дождь означает, что люди по домам скрывались. Большими семьями теснились, да по гостям ходили, ежели кто прихворал — заразу разносили.

— Тем паче, что королева наша в тягости…

— Королева в тягости? — мой глас надломился. Карканье вырвалось.

— Точно так! — мужичок так засиял, ведьму свою к боку прижимая, словно сам лично виновник королевской радости. — То объявляли, госпожа…

— Леди… — невпопад его одёрнула, стараясь унять дрожь в руках.

— Леди, — он без усилий поправился. — А раз так, то надобно уже до столицы идти. Свечку за здравие поставить…

— Я бы не советовала вам идти в Келс, — стала с ведьмой говорить, на неё и гляжу. — Самый большой город здесь. Не может там не быть болезни…

— Куда же нам идти? — она поняла, услышала и прониклась.

Кабы я знала…

— Туда, где нет много людей, куда зараза могла не добраться.

Только нет такого места в Ондолии. Да и во всём мире. А в Итвоз свой я через всю страну не отправлю, не ведаю, чего вы туда принесёте.

Они ушли и ничего я поделать не могла. Да и не старалась. Не известно, сколько времени мы здесь просидим, каждый рот на счету.

Послала Алирика объехать охрану — запретить отныне впускать и выпускать кого бы то ни было. И самим не сменяться, только с моими людьми. Приехал дружинник злой, что демон преисподней. Растрёпанный, со свежим шрамом на щеке. И с королём Ондолии.

Глава 22

Файлирс.

— Наведи порядок. Иначе…

Лорду-мэру Келса не нужно пояснять, что иначе станется. Король, словно бы только что разул глаза, устроил почтенному лорду, чей род, едва ли не старше королевского такую выволочку… И кто? — Малец, который ещё даже и не король. Королём и мужем, достойным быть равным, он станет лишь обзаведшись наследником. До того времени… Королева может ходить в тягости хоть десять лет к ряду! Покажи люду наследника, докажи, что способен быть мужчиной, а потом и будь королём.

— Позволю указать вам…

Порыв ветра поднял лорда-мэра так стремительно, отбросил в противоподолжный конец тронного зала, едва ли не размазав по стенке. Следующая волна опустила Файлирса рядом с толстяком. Король схватил своего вассала за грудки.

— Мне указывать вздумал, червь? — силу, ярость… всё это главный ондолиец сейчас еле сдерживал за сжатыми зубами. Каждый раз пред взором картина: раболепие этих прихвостней пред отцом. К презрению к себе он никак не может привыкнуть.

— Вваше… величество… — толстяк покраснел и закашлялся.

Файлирс стукнул его о стену, отряхнул руки, сделал шаг назад.

— Никакого неповиновения! Никакого пререкания! Меня не интересуют бабьи сплетни!

— Но народ…

— Народ говорит то, что ему дают говорить. Ежели народ мою опочивальню пересуждает, значит, кто-то подаёт им это…

— Не может быть этого, ваше величество! — мэр вжался в стену, справедливо опасаясь, что сюзерен и сплетни о своей девке на него с лёгкостью повесит.

— Если ещё раз я хоть слово услышу!!! И виновного найди. Того, кто это всё людям на суд носит!

То, что болтают холопы, будто бы король с новой полюбовницей своей разгневал создателя грехом прелюбодеяния, чем вызвал болезни на своих людей, заботит короля не меньше Келса, потонувшего в собственных нечистотах. Именно они, по убеждению Файлирса, благостная почва для заражения.

Он медленно выдохнул, беря ярость в оковы собственной силы.

— Непогода унесла десятки тысяч жизней крестьян по всей Ондолии. Нет никакого урожая, нет запасов, окромя привозных… На всю зиму с трудом хватит… Ещё и зараза эта! Поднимись же ты! — чиновник всё это время продолжал стену да пол тереть. — Город расчисти! — увидев, что мэр открыл было рот: — ты,