взглянуть на правителя Каттегата непредвзято оказалась не такой уж плохой — по крайней мере, он не испепелил её на месте своей магией за дерзость, как это ожидается от человека с его репутацией.

Смахнув упавший на глаза локон, она несмело произнесла:

— И что теперь? Будет война?

— Если Боудика не хочет решить наш спор по-хорошему, то придётся воевать, — пожав плечами, ответил мужчина.

— А может попытаться уговорить принца сотрудничать? Вы могли бы заключить договор или типа того, и он бы организовал небольшой переворот, и всё бы решилось без войны, — Ангелина хлопнула в ладоши, довольная своей придумкой.

К изумлению девушки, Харальд, вместо того, что бы поддержать её идею, расхохотался.

— Я слышал, что ты бунтарка, Генриетта, — сквозь смех проговорил он, — но чтоб строить планы по свержению собственной матери… Ты не перестаёшь удивлять меня.

— Я не… строю никаких планов! — Обиженно отозвалась Ангелина. — Я просто пытаюсь найти способ решить всё мирно! В войне нет никакого смысла — все и так понимают, чем она закончится. Просто умрёт куча людей и всё. Это глупо.

— И почему ты думаешь, что твой брат пойдёт на это? Уильям ненавидит Каттегат, Генриетта. И об этом известно всем.

— Потому что это разумно, — девушка заправила болтающуюся на лбу прядь за ухо. В движениях её читалась нервозность — она надеялась, что Харальд не заметит этого прокола. Всё же ей стоит поостеречься и не заходить на территорию обсуждения родственников Генриетты, иначе она рискует рано или поздно допустить очень серьёзный фэйл. — Моего брата с рождения готовили к тому, что бы он занял трон, и ему привили ответственность за народ и всё такое прочее.

Харальд неопределённо хмыкнул.

Ещё несколько минут они провели в молчании. Каждый из них сидел, будучи погружён в свои мысли, и только негромкое, натужное завывание ветра над их головами нарушало окутавшую горячие источники тишину.

Наконец, конунг поднялся и, запустив в небо столп сияющих чёрных искр, обратился к Ангелине:

— Нас уже ждут в трапезной.

Девушка кивнула.

Глава 11

Пожалуй, это утро было одно из самых нервозных за последние несколько дней.

Пробуждение, как и обычно, началось с того, что Гудхильд, зевая на ходу, перемешала уголь в камине и, подкинув пару свежих дров, отправилась будить Ангелину. Поднятая нетерпеливо заламывающей руки служанкой, девушка умылась с её помощью в небольшой бадье, подгоняемая нестерпимым желанием выведать у Гудхильд, в чём причина её нервозности.

Успев нафантазировать себе ужасов разной степени чудовищности, она, дождавшись, наконец, когда служанка закончит помогать ей с одеванием, повернулась, взволнованно спросив:

— Что-то случилось? Ты сама не своя сегодня.

— Дак разве ж вы не знаете, Ваше Высочество? — Гудхильд с удивлением взглянула на Ангелину. — Говорят, война с Норфолком грядёт… все только и гудят с утра.

— А, ты об этом, — девушка активировала магию. Тысячи извивающихся коричневых змеек, вспыхнувших на руке, ловко добрались до деревянной шкатулки и, с лёгкостью донеся её до хозяйки, бросили той в руки. — Его Величество мне вчера об этом сообщил. Меня это тоже огорчило — я надеялась, что им удастся договориться.

— Ох, Единое, как же это так-то? Ради Божества и всех святых простите меня, но я всё ж таки скажу: неужто королева Боудика не понимает, что дело это пустое? Всё же ясно уже, кто победит, к чему резню зазря устраивать?!

Ангелина выудила из шкатулки небольшие серьги с малахитом — в тон своему длинному зелёному платью.

— Не поверишь, — вдевая в уши украшения, отстранённо проговорила она, — но я отреагировала точно так же. Бойня ради бойни. Что кому это докажет?

— Ох, Ваше Высочество! — Гудхильд всплеснула руками в своей излюбленной манере. — Так, значится, вы не рады этому? Слава Единому! А то я уж, когда меня Его Величество попросил вас стеречь повнимательней, решила было, что вы теперь замышляете чего-то супротив него! Прости меня, Божество!

Ангелина прыснула. Значит, Харальд решил подстраховаться? Разумно. Хоть девушка и не могла не заметить, как это недоверие с его стороны неприятно отозвалось в её груди, она, тем не менее, оценила его предусмотрительность. Разве она сама, будь на месте конунга, не поступила бы так же? Он — глава государства, и, доверься он не тому человеку, разгребать последствия придётся всему Каттегату.

"Успокойся. Здесь не на что обижаться".

Вздохнув, Ангелина отошла к отполированному до зеркальной гладкости обсидиану, разглядывая себя. Вроде, всё сочетается.

— А Его Величество разрешил тебе рассказывать об этом мне? — Весело проговорила она, бросив лукавый взгляд на Гудхильд.

Служанка осеклась. Пару мгновений спустя глаза её расширились от ужаса. Едва сдерживая рыдания, она сбивчиво затараторила:

— Ваше Высочество, так это ж… Ох, Божество, ужас какой! Язык мне вырвать… Ваше Высочество, это… так вот вышло уж… я ж не со зла! Душой к вам только-только прикипела, а тут на тебе… и приказ такой… огорчилась… Ну, а когда вы вот… сказали, что сами и не рады… Не сдержалась! Великий Душитель меня покарай! Всё моя невоздержанность… Мне мать всю жизнь говорила: "Гудхильд, ты не властвуешь собою!" Права была!

Ангелина снисходительно покачала головой. Непосредственность и живость служанки неизменно забавляли её — в какие-то моменты она даже ловила себя на том, что завидует этой непосредственности и даже в какой-то степени детской наивности каттегатки. Возможно, это так на ней сказалось жизнь с больной алкоголизмом тёткой, но Ангелина всегда, сколько себя помнила, ощущала себя взрослой. Даже когда у неё не было в этом острой нужды, она всё равно старалась тщательно взвешивать каждое сказанное ею слово, и не принимать необдуманных решений. Это было уже рефлексом — будто в её мозгу находился какой-то тумблер, который переключался каждый раз, когда она сталкивалась с любой задачей, и запускал процесс препарирования поступившей информации. Порой, конечно, в силу своего природного темперамента, в ней проскальзывала некоторая порывистость, но это происходило не часто и заканчивалось обычно печально. Пожалуй, её вспыльчивость сходила ей с рук пока только при общении с Харальдом — видимо, конунг Каттегата отличался неплохим терпением. А может, дело было лишь в занимаемом здесь ею высоком положении, кто знает.

— Старайся не проболтаться Его Величеству о том, что мне сказала. Ему такое навряд ли понравится. — Весело ответила Ангелина.

— Ваше Высочество, а как же ж… я теперича уж язык свой прикушу, Единое мне свидетель! Ох, ох, — Гудхильд приложила руки к груди в клятвенном жесте. Выражение её лица по-прежнему было донельзя взволнованным, и ещё некоторое время, пока они заканчивали утренний туалет, она тихо причитала, чем знатно