Взвесив все факты, приходишь к выводу, что в момент подписания договора с Пари-Дюверне у Бомарше не было никаких причин подделывать этот документ ради получения каких-то ничтожных 15 тысяч ливров — в то время острой нужды в деньгах он не испытывал, ведь его жена еще была жива и богата. Конечно, расчеты Бомарше и его пояснения нельзя назвать совершенно ясными и прозрачными, тем более что большая часть расписок, на которые он ссылался, вообще не была обнаружена, но, поскольку именно эти аргументы использовались против Бомарше адвокатами Лаблаша, не стоит придавать им особого значения, ведь в своих измышлениях эти дельцы дошли до того, что подвергли сомнению подлинность документа, предъявленного Бомарше, на том лишь основании, что на его экземпляре подпись Пари-Дюверне стояла слева, а на всех документах, имевшихся у Лаблаша, она была справа.

«Ссоры, в которых вся вина лежит лишь на одной стороне, никогда не длятся долго», — справедливо заметил Ларошфуко. Зная, что представляли собой Лаблаш и Бомарше, можно оценить всю глубину этого изречения. Из-за ничтожных пятнадцати тысяч ливров ненависть обоих достигла такого накала, что в один прекрасный день Бомарше, пусть и на короткое время, оказался обесчещенным и разоренным.

После полугода переговоров через посредников и несчетного числа писем, оставленных без ответа, всего через несколько дней после смерти второй жены Бомарше получил наконец следующее послание:

«Париж, г-ну де Бомарше.

…Несмотря на то что я отнюдь не считаю себя обязанным подчиняться вашему давлению и знакомиться с имеющимся у вас долговым обязательством, к чему вы уже давно вынуждаете меня, сегодня вечером я нанесу визит вашему нотариусу, чтобы ознакомиться с содержанием этого документа; ежели вы думаете, что к моему стремлению избежать скучных и утомительных объяснений примешивается страх встречи с вами, на то ваша воля, я не собираюсь разубеждать вас в этом, как и в том, что касается разъяснений, которые я могу получить от вас и на которые вы напрасно рассчитываете; не желающему ничего получить проще простого ничего не требовать. Я, сударь, имею достаточное представление о том, как действуют в подобных случаях, и вполне могу обойтись без ваших поучений. Остаюсь вашим покорным и преданным слугой.

Лаблаш».

В тот же вечер они встретились у нотариуса Бомарше, мэтра Момме. Граф де Лаблаш бросил полный презрения взгляд на предъявленный ему Пьером Огюстеном экземпляр его соглашения с Пари-Дюверне и проронил:

«Эта подпись не моего дядюшки, я считаю, что этот документ фальшивка».

Далее последовали угрозы, а затем граф де Лаблаш покинул дом нотариуса. Стало ясно, что мирным путем им не договориться, значит, придется обращаться в суд. Мы вполне можем допустить, что Бомарше, еще находившийся под впечатлением от тяжбы по поводу Шинонского леса, не имел никакого желания ввязываться в новый судебный процесс. Он предложил подвергнуть экспертизе подпись Пари-Дюверне и обратился к его бывшим поверенным в делах. Те подтвердили подлинность подписи. Новая встреча заинтересованных сторон, состоявшаяся в присутствии их нотариусов — мэтра Момме и мэтра Ледюка, — закончилась с тем же результатом, что и первая. Лаблаш продолжал настаивать на том, что документ фальшивый, а Бомарше пробормотал себе под нос:

«Этот человек сумасшедший! Он хочет погубить меня, но нужно, чтобы погубил его я».

Лаблаш призвал на помощь своего адвоката — мэтра Кайяра, Бомарше отправился за советом к своему — мэтру Мальбету. Тот стал убеждать его отказаться от этих 15 тысяч ливров: ради столь незначительной суммы не стоило затевать дорогостоящий и скандальный судебный процесс. Бомарше считал, что его отказ от своих требований будет расценен как признание им своей вины. Кроме того, он узнал от Пари де Мейзьё, что Лаблаш, принявший решение судиться, сказал о нем:

«Если он когда-нибудь и получит свои 15 000 ливров, то случится это лет через десять, а за это время я успею погубить его репутацию».

Несмотря на риск, нужно было принимать вызов. Трудно сохранить душевное равновесие, когда узнаешь, на какую низость может пойти адвокат, чтобы опорочить своего противника. Весьма показательны в этом смысле мемуары мэтра Кайяра: предъявить Бомарше обвинение в изготовлении и использовании поддельного документа значило обвинить его в уголовном преступлении, а это, в случае провала, было чревато крупными неприятностями. Лаблаш и Кайяр решили из осторожности ограничиться требованием аннулировать соглашение Бомарше с Пари-Дюверне на том основании, что сам по себе этот документ являлся свидетельством обмана и мошенничества. Таким образом Бомарше мог быть объявлен обманщиком без прямого обвинения в подделке документа. Дело было состряпано столь ловко, что друзья Пьера Огюстена сразу же почувствовали грозившую ему опасность:

«Бомарше либо получит деньги, либо петлю на шею», — сказал принц де Конти, ставший одним из его самых горячих сторонников.

«Но если я выиграю этот процесс, то не придется ли моему противнику столь же добросердечно расплатиться своей жизнью?» — парировал Бомарше.

Софи Арну, известная своим острым языком, подытожила:

«Если Бомарше повесят, его веревка непременно лопнет!»

Этот судебный процесс привлек внимание общественности. Будучи членом королевского суда, Бомарше имел право на committimus, то есть власть обычных судебных инстанций на него не распространялась, а сам он мог подать жалобу на Лаблаша в особую инстанцию — Рекетмейстерскую палату, заседавшую в Лувре в зале, соседнем с тем, где вершил суд он сам. Так вот, жалобу он подал и перешел в контрнаступление, потребовав в судебном порядке возвращения ему долга Пари-Дюверне.

Следствие затянулось на долгие месяцы и, как бывает в подобных случаях, стало поводом для сплетен и клеветы. В наши дни эта клевета, как правило, циркулирует в узком кругу поверенных в делах и адвокатов заинтересованных сторон и не попадает в прессу. В современную Бомарше эпоху мемуары тяжущихся порой печатались в тысячах экземпляров и становились достоянием широкой публики, посвящая ее во все перипетии дела.

Приемы мэтра Кайяра отличались редкостной непорядочностью. Начал он с того, что обвинил Бомарше в использовании старого бланка с подписью Пари-Дюверне и объявил их соглашение фальшивкой. После того, как это подозрение было отвергнуто, адвокат попытался опротестовать текст самого соглашения: он утверждал, что фигурировавшие в нем 139 тысяч ливров, которые, согласно записям, были возвращены Пьером Огюстеном его компаньону, на самом деле остались невыплаченными; таким образом, выходило, что не Лаблаш должен Бомарше 15 тысяч, а Бомарше Лаблашу 139 тысяч. Возврат такой суммы вконец бы разорил истца. С помощью подобного рода измышлений мэтр Кайяр в своем мемуаре представил Бомарше человеком, погрязшем в пороке, выставленным из дома отцом за воровство и распутное поведение, изгнанным из Испании за то, что вымогал деньги у высокопоставленного чиновника и грозился лишить его жизни, а также виновным в смерти двух жен, погубленных им исключительно ради получения после них наследства. Каторга, кандалы, виселица, колесование — все это было слишком мягким наказанием для подобного злодея.