Пашка тем временем извлек из холодильника очередную банку пива и завалился на диван кверху пузом, подложив под плечи большую подушку. Ему даже в голову не пришло что-то предложить гостье. Мы для него были своими, и он прекрасно знал, что мы сами себя обслужим, если захотим.

– Нора, садись рядом, сейчас портреты смотреть будем, – сказала я.

– Вы мне что, мужа по Интернету искали? – гостья посмотрела на меня, потом на Татьяну, которая уже устроилась в кресле и закинула ногу на ногу.

– Нора, сядь рядом с Юлей, не маячь тут, – сказала Татьяна. – Тебе покажут запись, которую делал Павел. Мужики на ней.

Правда, вначале в кадре появилась я в желтой кислородной маске, у меня за спиной с ума сходили люди в салоне самолета.

– Это что, фильм? Вы и фильмы снимаете? – Норик уставилась в экран, потом на меня. – А ты и в кино влезла? Я тоже всегда хотела быть актрисой и даже один раз в театральный институт поступала.

– Нет, это хроника. И я только веду репортажи с мест событий. Все, что мы снимаем, – правда.

Я остановила кадр на «черном» антикваре. На нем он вроде бы спал. Или уже не спал. Этого я сказать не могла.

– Взгляни, пожалуйста.

Норик долго разглядывала мужчину, потом заявила:

– Нет, этот мне не подойдет. В экономическом классе летит. Одет с рынка. И больной он какой-то. Рожа отечная, кожа нездоровая. Давай другого.

Я поняла, что она даже не знает, кто это такой.

Вторым я показала Олега Белохвостикова, или кто он там. Мужчина возвращался по проходу из туалета на свое место. Я остановила кадр.

– Дальше давай! – заорала Норка истошным голосом. – Дальше что?

Девица впилась мне в руку.

– Эй, полегче! – дернула я руку, но Норик меня не отпускала, впившись мертвой хваткой.

Татьяна в мгновение ока оказалась рядом и отцепила Норика, которая неотрывно смотрела на экран.

– Этот понравился? – мягко спросила Татьяна.

– Самолет грохнулся? – повернулась Норик ко мне и посмотрела безумными глазами.

– Если бы он грохнулся, мы бы втроем сейчас тут с тобой не разговаривали, – заметила я. – Самолет приземлился. Немного пострадал, конечно, но приземлился.

– А он? – Норик кивнула на застывший кадр.

– И он приземлился.

– И где он сейчас?

– Ты с ним знакома? – спросила Татьяна.

Норка резко повернулась к ней и впилась ей в одежду.

– Эй, полегче! – заорала теперь уже Татьяна, и на этот раз уже я бросилась оттягивать Норика от нее. – Паша, дай-ка коньяка.

Мы налили гостье, и она выпила его, как воду.

– Ну? – спросила Татьяна.

– Где он?

– Кто он? – спросила уже я.

– Это мой брат, – сказала Норка. – Двоюродный. Дядькин сын. Он пропал. Он летал в Россию и уже давно должен был вернуться, а его нет. Это вы летите сюда или в Россию?

– Сюда. – Я назвала дату.

– Да, тогда и должен был прилететь, – кивнула Норик.

– А жил он в вашем доме? Вместе со всей кодлой?

– Нет, снимал квартиру.

– Ты туда ходила? – спросила я.

– Значит, тебе есть где жить, – заметила Татьяна.

– Его там нет! Неужели вы думаете, что мы с дядькой туда не ездили? Все закрыто, а ключа у нас нет. Вламываться не будешь – там любопытные соседи-французы тут же носы высовывают и следят, пока не уйдешь. Телефон у него выключен. Мы вообще не представляли, что думать! Где он?!

– В морге, – сказала я после того, как Татьяна налила Норику еще коньяка. Та застыла с бокалом в руке. – А ключи, вероятно, во французской полиции.

Норик какое-то время издавала нечленораздельные звуки, потом внятно спросила:

– Он задохнулся?

Мы удивленно посмотрели на нее, потом рассказали, где его нашли, в каком состоянии, и назвали причину смерти – отравление средневековым ядом.

– Этого не может быть! – заорала Норик.

– Чего именно? – спокойно спросила я.

– Он не мог отравиться и…

Она запнулась, села, долго молчала, тупо глядя в экран и, похоже, ничего не видя.

Я напомнила Норке про вечеринку у Василия Степановича, где она тоже присутствовала, и сказала, что ее брат там появлялся.

– Не было его там! – воскликнула Норка.

Я нашла нужные кадры.

– Ой, блин! – воскликнула она. – Как я могла его пропустить?

– Как раз тогда подходил катер с Артуром Небосклоновым, – напомнила я.

– Да, я была на берегу, – кивнула Норик. – Значит, он подошел позже… И не позвонил, гад. Какие у вас еще есть кадры?

У нас имелась только съемка трупа. Я показала Норику, где нашли ее брата.

– Во влипла, блин…

– Квартира до какого числа снята?

– До первого октября.

– Вот тебе и место проживания, – заметила я.

– Где я возьму ключи?!

– Во французской полиции. Тебе же сказали уже. Документов при нем точно не нашли. А ключи, возможно, были. Если нет, попробуем выйти на хозяина квартиры и получить дубликат.

Норик кивнула. Я пояснила, что наш знакомый из органов сейчас находится здесь, и завтра с утра мы его озадачим. К этому часу он уже в стельку пьян, вероятно, вместе с французским комиссаром. Но Норику придется опознавать труп.

– В милицию идти?! Ни за что!

– Нора, мы не в России находимся, – напомнила Татьяна. – Если ты не хочешь заявлять на Михаила за то, что он пытался тебя утопить, твое дело. Все равно доказать это, как я понимаю, невозможно. На берегу были только мы, а мы о том, в каком состоянии тебя нашли, никуда докладывать не пойдем – ни французским полицейским, ни нашим. Но если выплывет труп твоего дяди, который везде представлялся твоим отцом и с которым тебя везде видели? Причем видело множество самых разнообразных людей? Его могут опознать другие. И как ты тогда будешь объяснять его исчезновение? Пошел купаться и не выплыл, а ты не забеспокоилась?

Норик напомнила, что из дома, в котором она жила до сегодняшнего дня, пропало несколько человек. И никто не забеспокоился. И никого не приглашали на опознание.

– Нас приглашали, – сказала я. – Вероятно, еще кого-то. Фотографии показывали по местному телевидению. «Машина» работает медленно, но работает. Твоего папу-дядю будет легче опознать. Тем более есть свидетели того, что вас забрали на яхту. Олигарх Владимир Павлович не захочет иметь лишние проблемы с полицией. Тебе лучше пойти туда самой, завтра прямо с утра. Скажешь, что сегодня приходила в чувство. Это мы подтвердим. Завтра мы созвонимся с нашим знакомым, и ты для начала все расскажешь ему, а потом местному комиссару. Подумай об этом, Нора.