Анаксагорас отправил меня сюда в качестве наказания — я был молод, горяч и попёрся на Трёхглавого Цербера в одиночку. Победил, конечно, однако учитель такого перформанса не оценил и временно отстранил от охоты.

— Ерунда какая-то, — Андрей Геннадьевич вытащил сигареты и закурил. — В столице пятьдесят девять случаев воспламенения за последние две недели. Предметы вспыхивают без причины и полностью сгорают в считанные секунды! Поблизости ни бензина, ни тлеющего уголька… Ерунда какая-то.

— Можно? — я взял папку и быстро пролистал документы. В основном почему-то страдали торговые дома, магазины и мелкие лавочки. Правда, три раза самовозгорание произошло в домах мелкого дворянства: сгорело бриллиантовое ожерелье, антикварный золотой кубок и шкатулка с фамильным серебром. Однако не всегда вспыхивали дорогие вещи, иногда сгорал хлам или дешёвые безделушки. Только вот выглядело это скорее как маскировка для отвода глаз.

— Ты заметил, что… — начал я, но Андрей Геннадьевич меня перебил.

— Что больно уж это смахивает на воровство под прикрытием пожара? — сердито нахмурился он. — Да, заметил, не дурак. Но как вор забирает ценности? Он же их не сжигает, в самом-то деле!

— Интересный вопрос…

По итогу я отправился патрулировать торговые ряды и крупные магазины — шарахался по ним, замаскировавшись под обычного покупателя, и выжидал. Моё терпение было щедро вознаграждено — всего через неделю я стал свидетелем того, как воспламенился раритетный кинжал, украшенный дорогими камнями. Секунда, вторая — и в огне мелькнула чья-то рука, щедро сыпанувшая на пол пепел. Очертания кинжала расплылись, и он исчез.

Только вот я успел схватить шаловливую ручку и нацепить на неё наручники. Огонь потух, открывая пространственную аномалию. Она работала как портал, но была более незаметной — покрывала предмет, словно плотный чехол, и переносила его в другое место. Если сверху добавить визуальных эффектов, то вуаля! — никто не поймёт, куда испарился предмет.

— Ой-ой-ой, — из пространственной аномалии раздался жалобный голосок. Рука бешено задёргалась, пытаясь вырваться из наручников. — За что вы так с бедным несчастным мной? Какое плохое зло я вам сделал⁈ Дяденька… Или тётенька? Эй, на той стороне, отпустите меня!

— Ага, прям сейчас, — усмехнулся я.

Вокруг уже начали стягиваться зеваки, которые с любопытством глазели на одиноко висящую в воздухе руку.

— Она говорит! — выкрикнул кто-то. — Рука говорит!

Люди загомонили, вытащили телефоны и начали фотографироваться на фоне руки, а так как я держал её, то и на фоне меня. В тот день мы с рукой смекалистого воришки стали знаменитостями, но это уже совсем другая история…

* * *

— Ну как тебе сказать, — повторил я, улыбнувшись Марии. — Когда-то видел подобный фокус. Да и какие бы мы отказы ни подписывали, это всё равно выглядело очень странно. Если рассуждать логически, то истории про убийство абитуриентов в Краснодарской Академии обязательно бы всплыли в СМИ. Кто бы после этого захотел сюда поступать?

— Я как-то об этом не подумала, — Мария поджала губы и огляделась. В зале с нами был только полный парень. — Куда делись остальные? Те, которых сожгли без очереди, просто для примера или в качестве наказания. Разве это честно? Им даже не дали шанса стать добровольцем!

— Скорее всего, они плохо показали себя на открытии Трещины, — я пожал плечами. — Не убежали из аудитории, но были к этому близки.

— За нами наблюдали? — Мария, раздражённая собственной недогадливостью, хлопнула себя по лбу так, что серёжки-бананы чуть не выскочили из ушей. Покачав головой, она обратилась к пухляшу: — Ты тоже знал, что испытание — фальшивка и никто нас не собирается убивать?

— Нет, — ответил он и переспросил: — Фальшивка?

— А почему ты так уверенно согласился пожертвовать собой?

— Я хочу поступить в Академию, чтобы спасать людей! — пухляш с недоумением склонил голову набок. Он посмотрел на Марию как на идиотку, которая не понимает элементарных вещей, и пояснил: — Условием испытания было спасти людей. Я спас.

— Как тебя зовут? — спросил я. — Меня — Марк Ломоносов. А это — Мария…

— Кошкина, — подсказала девушка.

— Егор Скворцов, приятно познакомиться, — вежливо ответил пухляш и протянул ладонь для рукопожатия.

В этот момент рядом с нами на каменный пол шлёпнулась розоволосая красотка.

— Да чтоб тебя! — она так грязно выругалась, что её словарному запасу позавидовали бы портовые матросы. — Что за шарашкина контора⁈ Конечно, конечно… Нормальные экзамены — прошлый век! Мы выдумаем что-то эдакое, с изюминкой, чтобы все сначала обосрались от страха, а потом — обоссались от восторга! Ух! — она погрозила кулаком потолку и сердито зыркнула на нас: — Чё пялитесь? Людей никогда не видели? Так в зеркало посмотритесь! Хотяя…

Красотка встряхнула густыми розовыми волосами, поднялась и потопала к столу.

Следом за ней в зал телепортировало белобрысых близнецов — с разницей в одну минуту. Они не ругались, не нервничали, но и общаться желанием не горели — окинули нас презрительным взглядом, уселись на угловом диване и тихонько шушукались.

Дальше дело снова застопорилось, и тридцать добровольцев набирались больше трёх часов. Но наконец последний, тридцатый, абитуриент растянулся у накрытого стола, моргая как удивлённая сова, и в то же мгновение на сцене материализовалась Лысая. В гробовом молчании она подошла к трибуне и внимательно изучила каждого из нас. Тишина тянулась и тянулась, уютный зал перестал быть таким уж уютным.

— Да что вы от нас хотите⁈ — не выдержала розоволосая красотка. — Устраивайте свои тупые спектакли в театре! А я пришла сюда, чтобы учиться!

— Что я хочу? — протянула Лысая и опасно улыбнулась. — Я хочу, чтобы вы поняли одну вещь. С этого момента от ваших решений зависит не только ваша жизнь. Вы несёте ответственность за жизни ваших товарищей. Если член вашей команды умрёт в Данжах, в ваши дела будет занесена пометка. Десять пометок — отчисление. Если член вашей команды получит сильное ранение и станет инвалидом, то в ваши дела будет занесена пометка. Десять пометок — отчисление. Если член вашей команды потеряется в Данжах, то в ваши дела будет… Думаю, вы сами догадываетесь.

— Десять пометок на четыре года обучения? — уточнил я.

— Правильный вопрос, — Лысая одобрительно кивнула. — Да, десять пометок на четыре года обучения. Однако если вы получите девять пометок, вам будет запрещено занимать командирскую должность.

— Погодите, — вдруг озадаченно вставил Егор и поправил задравшуюся футболку на толстом животе. — Так мы поступили?

— Да, — Лысая торжественно развела руки в стороны. — А после приветственного пира начнётся распределение по факультетам!

Глава 27

Москва, это же время, лаундж-бар «Вишенка».

В большом полутёмном зале играла приятная музыка. По широкоэкранным телевизорам показывали густой зелёный лес, чистые журчащие родники и голубое небо. Идеальная атмосфера, чтобы отдохнуть после тяжёлого дня. Обычно в лаундж-баре все столики были заняты, но сегодня его полностью выкупили два посетителя — двое мужчин почтенного возраста. Один — седой как лунь, а второй — крашеный брюнет.

— Я должен вернуть родовые реликвии! — гаркнул Седой и опрокинул в рот рюмку с водкой, закусил малосольными огурчиками и салом. — Проклятые Ломоносовы… Я выкупил всё, что смог. Всё имущество, которое продавали Раковы, но нигде не нашёл этих реликвий!

— Может, в банковской ячейке? — предположил Крашеный, потягивая пиво из высокого бокала.

— Нет. Я проверял. Точнее, не я, а… Есть у меня в банке знакомые, они пробили содержимое банковских ячеек и родового хранилища. Облигации, деньги, золото, но ничего магического, — Седой подтянул к себе пепельницу и закурил. — У меня самого такого добра навалом. А из имущества у Ломоносовых остался вшивый рудник, гостиница и участок леса в какой-то Тьмутараканщине. И…

— Что — «и»? — не выдержал Крашеный, когда театральная пауза затянулась.

— И родовое поместье! — Седой хлопнул себя по ляжкам и потянулся к бутылке водки. — Наши семейные реликвии точно там хранятся. Точно! Хорошо, что пока мальчишка не может попасть внутрь. Рюмин знатно поднасрал своему правнуку! Знатно! Я немного подсуетился и…

— Да что ты тянешь кота за яйца⁈ — возмутился захмелевший Крашеный и яростно вгрызся в свиной шашлык. Пробормотал с набитым ртом: — Ты сф-фаи приёмшики оштавь для щ-щерни, а я… Кхм! — он проглотил еду, откашлялся и продолжил нормально: — А я тебя как облупленного знаю! Выкладывай.

— Привычка, — извиняясь, развёл руками Седой. — В общем, мой юрист покопался в законах Российской Империи и нашёл очень интересную статью, о которой сейчас уже не вспоминают. Рудимент-с. Короче, если от Рода остался