Последним главой отдела радио оказался Ганс Фриче, талантливый журналист, исполнявший свои обязанности до мая 1945 года. Поначалу его отношения с Геббельсом складывались непросто, как и у его предшественников. Еще до получения новой должности, будучи руководителем службы внутренней прессы, он не раз вызывал раздражение Геббельса, пытаясь действовать по своему разумению. В частности во время инцидента с Гессом Фриче пытался добиться от Геббельса вразумительной информации для распространения внутри страны. Но Геббельс, избравший тактику замалчивания для ликвидации последствий от скандального перелета, был нем.

«Фриче постоянно терзает меня, требуя больше информации о деле Гесса внутри страны. Я отвергаю это. Эту аферу необходимо систематически замалчивать»[220]. Довольно скоро Фриче научился не задавать лишних вопросов, демонстрируя высокий уровень приспособляемости и большие способности в лавировании.

Скорее всего, он добился бы больших успехов, но не случилось. В мае он был захвачен советскими войсками и в качестве военного преступника привлечен к суду Международного военного трибунала в Нюрнберге. Современники были немало удивлены этим фактом.

«Ганс Фриче, сделавший карьеру в качестве радиокомментатора благодаря тому, что его голос напоминал голос Геббельса, который и взял его на службу в министерство пропаганды. Никто из присутствовавших на суде, включая самого Фриче, не мог понять, почему он, будучи слишком мелкой сошкой, там оказался, – и его оправдали»[221].

Однако все объяснялось достаточно просто: на процессе в Нюрнберге[222] обвинители хотели видеть представителя министерства пропаганды, человека изнутри знавшего устройство министерства. Фриче подходил по всем статьям. Он действительно был необыкновенно осведомленным человеком. При этом его знали в Германии все. Вся страна спешила к радиоприемникам, заслышав позывные: «Говорит Ганс Фриче».

Приемники эти, образца 1938 года, стоившие 65 марок, а позже – еще дешевле, производили в огромном количестве. Содержание их обходилось в 2 рейхсмарки ежемесячно. Они обладали неоспоримым преимуществом перед всеми другими моделями, поскольку физически были не в состоянии выловить иностранные передачи. Подобные приемники были и в семьях, и на производстве. Они передавали политические передачи вроде таких, как «Слово предоставляется партии», а также развлекательные – «Веселые минуты на работе и дома» и «Музыка и танцы на предприятии». Они просвещали крестьян, излагая сельскохозяйственные новости, воспитывали молодежь в духе преданности национал-социализму во время «Часа молодежи нации».

Программа передач с течением времени видоизменялась и трансформировалась: все больше было легкой танцевальной музыки, по мере того как положение на фронте становилось все серьезнее. Все реже и реже Геббельсу удавалось уговорить выступить Гитлера. В последние месяцы войны он посвятил этим уговорам немало времени, но вот еще:

«Фюрер обещает мне быстрейшим образом выступить с обращением по радио к немецкому народу. Но, как уже было сказано, он сначала хочет дождаться успешных результатов принятых им на Западном фронте мер. Я несколько сомневаюсь теперь в том, что он действительно намерен выступить в обозримом будущем. У фюрера сейчас появился какой-то совершенно непонятный мне страх перед микрофоном. Хотя он и понимает, что было бы неверно теперь оставить народ без такого обращения, но, к сожалению, служба СД после его недавнего выступления доложила ему, что в народе его речь критиковалась, что он будто бы не сказал ничего существенного нового. А он и действительно не может сообщить народу ничего нового. Уже о чем-то говорит сам факт, что фюрер заявляет о необходимости сообщить в своей речи нечто существенное, а пока у него для этого нет предпосылок. Я возражаю, обращая его внимание на другую сторону дела и указывая, что народ ожидает от него хотя бы какого-то сигнала. Такой сигнал можно было бы дать и в нынешней сложной обстановке. В общем, наша "дуэль" по поводу речи приобретает такой характер, что мне становится просто не под силу убедить фюрера немедленно составить эту речь»[223].

К весне 1945 года, собственно, уже было безразлично, будет Гитлер выступать или нет. К тому времени «народные приемники» отчаявшееся население давно уже переименует в «морды Геббельса». Империя будет трещать по швам, и самая откровенная правда, самая беспардонная ложь, равно как и самая «изысканная» пропаганда уже не будут волновать значительную часть немцев. 1 Мая не станет Геббельса. А 2 мая извлеченный русскими солдатами из подвала Министерства пропаганды Ганс Фриче передаст по радио призыв к немецким войскам берлинского гарнизона прекратить всякое сопротивление.

Как уже говорилось, ни Гитлер, ни Геббельс не были теоретиками – разработчиками методов психологического воздействия. Однако оба являлись практиками. Первый, будучи натурой весьма артистичной, обладал великолепно развитой интуицией. Просто чувствовал, что именно надо сказать в данную конкретную минуту. Именно поэтому самое яркое в пропагандистском плане явление – это Гитлер-оратор. Второй, безусловно, обладая талантом и фантастической работоспособностью, опирался скорее на собственный профессионализм, что позволяло ему добиваться результатов вне зависимости от способа донесения информации. Среди применявшихся Геббельсом методов большая часть была великолепно известна и до него, просто мало у кого получалось использовать их так, как это делал он.

Драматический эффект – один из приемов, которому Геббельс был обязан своей славой отличного пропагандиста. Едва вступив в должность министра народного просвещения и пропаганды, 21 марта 1933 года Геббельс потряс немцев грандиознейшим по виду и лицемернейшим по сути действом. Именно на этот день было запланировано открытие новой сессии рейхстага, ставшее наглядной демонстрацией единения НСДАП и старых имперских традиций. Прежде всего большую роль играло то, что церемония проходила в Потсдаме, бывшем долгое время монаршей резиденцией. Так же тщательно, как и город, было выбрано место – церковь, сооруженная над могилой Фридриха Великого. Тщательный выбор места предполагал и тщательный выбор времени – годовщина открытия Бисмарком первого рейхстага. Далее оставалось продумать максимальное количество сочетаний старых и новых традиций в оформлении, чтобы потешить немецкую склонность к сентиментальности и умилостивить представителей самых консервативных кругов Германии. У Геббельса получилось сочетать несочетаемое. Солдаты рейхсвера и штурмовики почтительно вытянулись, когда канцлер Германии А. Гитлер получил от имперского президента Гинденбурга «согласие на возвышение Германии» и возложил цветы на могилу Фридриха Великого. Встретились прошлое и будущее, а над всем этим развевались черно-бело-красный императорский флаг и знамя со свастикой. Впоследствии идея преемственности власти НСДАП будет отражена и графически – появятся плакаты с тремя профилями, расположенными так, как в СССР любили изображать Маркса, Энгельса и Ленина: Фридрих Великий, Гинденбург и Гитлер.