– Ула!

А это уже был не голос Волкаша.

– Эй, У-ула! – рядом с моей рукой шлёпнулась дохлая блесклявка. Лопнула, электролит плеснул мне на руку и обжёг. Я соскользнула на полметра назад. Вот мелкий засранец, а?

– Уйди, Чпух, дай ей закончить, – приказал Волкаш.

– Да какое! Это… Ты бы видел, чего она там натворила! Ула, слезай сюда! Улища-а!

Яйцо было уже у меня в руке, когда новая медуза обожгла затылок. Сверкнуло в глазах, и только успела подумать, как хорошо, что Волкаш обвязал меня страховкой… как полетела вниз. И что-то слишком быстро я ухнула – для тела на верёвочке. У самой земли тряхнуло – дух вон, яйцо вдребезги! – и обвязка впилась в пах. Меня швырнуло о склизкий бок истукана и шмякнуло в ноги Волкашу.

– Ты не ловишь!

– Может, эзеры тебе ручку подадут, если упадёшь? – парировал он, и я смолчала. – Ты в партизаны метишь или в кордебалет? Скажи спасибо, что у земли подхватил.

Он вытряхнул меня из обвязки, и я не смела глаз поднять, пока сворачивала манатки. Ни к чему раздражать атамана сопливым носом. Что-то скажет Баушка Мац, когда увидит разбитое яйцо? Волкаш прямо заявил с утра: из паучьей солидарности покрывать не будет. Здесь приходилось рассчитывать только на себя, на удачу и на чужую жалость. Главного оружия, которым могли похвастать молоденькие девчонки, у меня не было. Ни кожи, ни рожи.

– Улища-стращилище… – ворчал Чпух, шелестя тентаклями по тропе к землярке. – Проклят будь тот вечер, когда мы с Баушкой Мац забрели в город. Надо было бросить тебя мародёрам!

– Так бы тебя и послушали, – огрызнулась я, дрожа.

– Влетит тебе, восьмилапая. Чего там творится! Твой этот… кибер-как-его! Винслоух и Санчоус его испытывали. Ну, и пушка со смолой протекла, крючки заклинило, всех током шваркает!

Я припустила быстрее Чпуха, у которого ног было в десять раз больше. Чёрт, ну, хоть бы раз, хоть бы раз – ради разнообразия – сработала моя мехатроника. Ведь перепроверила каждую заклёпочку, каждый шпунтик. Вот и рыхлая кочка над жижей. Землярка раззявила пасть, но не успели мы прошмыгнуть внутрь, как навстречу вылетел шматок паутины и обжёг плечо.

– Видишь?! – крикнул Чпух и просочился в земляркину пасть по стеночке.

Я последовала за ним. Обычно землярка нас не замечала. Был ли кто внутри или нет – она рыла себе и рыла ходы под землёю да под болотами. Но в тот вечер землярка нервничала и тряслась, пол ходил ходуном. По чреву летали куски паутины с каплями феноло-формальдегидной смолы. Это карболайзер Санчоуса разбрасывал их бесконтрольно: спусковой механизм заклинило. В углу трясся караульный, облепленный жидкими пулями.

– Винслоух, сбрасывай крючки с тентаклей! – я попыталась изловить клубок из партизан, визга и паники, но только сама зацепилась и порезалась.

Их было двое в моей первой модели кибердоспехов. Я занимала руки по вечерам, чтобы не раскисать. Доспехи крепились к тентаклям и атаковали отчасти по воле хозяина, отчасти по разумению программы, когда скорость реакции решала. Магазин карболайзера я начинила пучками шёлка из своей паутины, а Волкаш подсказал, как вывалять их в смоле. Вот только теперь думалось, атаман скажет, что он тут ни при чём. Санчоус, сам от себя в ужасе, разбрасывал чёрную гадость и держал в страхе весь отряд. Эзеры уж точно не смогли бы взять такого голыми руками. Он визжал и катался по полу, потому что в волосах у него застряли тентакли напарника.

А землярку штормило. А с полок сыпались горшки. А Чпух вертелся под ногами и подначивал.

Я схватила Санчоуса, чтобы оттащить. Он завопил громче:

– А-а-а! Волосы, дура, волосы!

– Когти не втягиваются! – верещал Винслоух, и его тоже пришлось отпустить.

– Сейчас. Я сейчас. Только спокойно.

Тентакли Винслоуха усеяли обоюдоострые крючочки. Прелесть, что такое! Но было бы хорошо, если бы крючки вовремя втягивались, а не приковывали тебя к добыче навеки. Я собрала отдельный механизм для каждого, и вот. Усложнение ещё никогда не сулило ничего хорошего.

Тогда я кинулась к кожаным пузырям в углу. Землярки запасали в них подземные воды, а мы пользовались их содержимым в случае крайней необходимости. Вот как эта. Когда я вернулась с полным ушатом воды, бедняг на полу удалось повалить и зафиксировать. На Санчоусе расселся Волкаш, а Винслоуха расплющила Баушка Мац.

– Ну! – прикрикнула она на меня и на ушат.

Я вылила воду им всем на головы. Карболайзер изрыгнул последний плевок смолы. Сверкнули крючочки, и повалил дым. Возня притихла.

– А хорошо придумала, Ула, – съязвил Волкаш, поднимаясь в мокрых штанах. – Полосатая Стерва Альда Хокс померла бы со смеху, а нам какая разница, отчего бы она померла, да, Мац?

Старуха молча слезла с Винслоуха. Её браслеты глухо гремели, когда она ковыляла к выходу.

– Придёшь вечор к трейлеру, – приказала мне Мац.

Меня поразило молнией: выгонят!

– Баушка, да это просто… Смола протекла, и всё заклинило… Я знаю, как надо в следующий раз, я просто…

– В следующий раз?! – взревел Волкаш.

– В следующий?!

– В какой следующий?!

– Чего-о?!

Это Чпух, Санчоус и Винслоух поддакнули атаману. Стало ясно-понятно: другого шанса мне не дадут.

– Придёшь вечор, – строго повторила Баушка Мац. – Не труськай. Поговорим.

Чтобы не встречаться взглядом с карминцами, я принялась вытирать лужу ветошью.

– Простите меня, пожалуйста. Мне бы материалы получше, крепёж попрочней… понимаете?

– Понимаем, – уже на выходе бросил Винслоух. – Только не в том мире ты витаешь, Ула. Попрочней и покрепче теперь разве что у насекомых. Учись работать с тем, что есть.

Это была разница, как между кулинарным шоу и обычной кухней. В ресторане повар творит чудеса из свежих деликатесов, из лучших кусков мяса, которое с утра ещё травку щипало. Да на первосортном масле, добавляя овощи только-только с грядки. Нарезал – и уже шедевр. А ты попробуй начудить с позавчерашним карасём и размороженной морковкой. Но если всё-таки получится, то ты – волшебник. Так и в мехатронике.

Пока бережно собирала лужу, пока отжимала тряпки в горшки, пока фильтровала влагу – вечер кончился. Выбралась из землярки, когда уже дочерна стемнело. Баушка Мац жила в бархатрейлере на другом конце лагеря. Это была зверь-машина на шаровых колёсах для болот и пустыни. Изнутри целиком обитая руженитом. Мац говорила: «рано мне ещё под землю» и всегда только сама садилась за руль. Так партизаны и кочевали: отряд под болотами, а Мац и Чпух – по верху. Если эзеры вдруг регистрировали возню землярок, то думали, что это всего-навсего старуха на таратайке. Кому могло прийти в голову, что Баушка Мац ведёт повстанцев, будто старая волчица?

В бархатрейлере сидели Баушка Мац, Волкаш и Чпух, который скукожился на антресоли и думал, что его не видно. Наш ядовитый на язык атаман был диастимагом. Суидом! Я их ещё не встречала, знала только, что в ближнем бою суиды воздействовали на мозг противника, заставляя его причинять вред самому себе. Всё это, а ещё имаго скорпиона, тягучий хвост из каштановых дредлоков и хмурый излом бровей над космическим мраком во взгляде будили трепет перед Волкашем. Трепет едва ли не сильнее, чем перед Баушкой Мац! Рядом с атаманом мне всегда хотелось провалиться сквозь землю.