– Когда откладывать личинку?

– Через… месяц.

– Значит, этот месяц сидишь под присмотром Ёрля и Лимани. Увижу с кем-то из солдат —

Он показал на Ёрля с мешками для трупов, и Маррада быстро закивала.

– После родов катись, куда хочешь.

– С личинкой.

– Даже не заикайся.

– Это и мой ребёнок!

– Я безмерно уважаю твоё право научить его основам животных оргий и хмари лёгких наркотиков, – улыбнулся Бритц в эпицентре преисподней. – Но только после второй линьки.

Оказавшись на безопасном расстоянии, Маррада пригрозила:

– Первое, что он узнает, когда вырастет, это как отец пытался убить его родную мать!

– Я? Тебе показалось. Но больше не изменяй своим мужчинам. Мало ли, какой псих попадётся.

Пожар разносил по лагерю дивный запах аира, иланг-иланга и сандала. Лесли и Флош затихли в мешках для трупов. Инкарнация после ожогов бывала куда дольше и труднее обычной. А Кайнорт так и стоял в опасной близи к пламени.

– Кайнорт Бритц! – раздался электрический окрик.

– Да, моя госпожа.

– Иди-ка. Сюда. Твою мать.

Дым, который вился из разбитого купола маслобойни, казалось, валил прямиком из головы Альды Хокс.

* * *

– И она потащила тебя к психиатру?

Пол в камере был ледяной. Для изолятора не нашлось места лучше, чем туалет городского морга. Между кабинками установили плазмотроны с сетками, через одну из которых Бритц протягивал Пенелопе свитер.

– Да, Альда отчего-то решила, что я, может быть, не в себе.

– Ты спалил маслобойню! – скорее восхищённо, чем с укором, воскликнула Пенелопа, садясь на сложенный свитер. – Спасибо… Так гораздо теплее. Ну, а ты что?

Кайнорт пожал плечами и поёжился.

– Я знаю, как отвечать, чтобы казаться нормальным.

– Ну и ну. За что же тебя наказали? За этих двоих?

– За нарушение техники безопасности. Курил в неположенном месте.

Альда Хокс втайне осталась довольна подстроенной заварушкой, но рассудила, что рой-маршалу нужно отдохнуть до утра в изоляции. Она не рассчитывала, что Бритц так перегнёт. Срок наказания Пенелопы тоже истекал на рассвете. Она дрожала и всхлипывала. Причина, по которой заливалась слезами самка богомола, была известна всем. Через час Кайнорт наконец оторвался от созерцания одной точки, моргнул и обратил на неё внимание.

– Крус меня… – Пенелопа заикалась от холода, – предал! Инкарнировал и тут же всё рассказал! А ведь казалось, мы созданы друг для друга…

– Ты же ему голову откусила.

– И что!

– Это нельзя списать на несчастный случай.

– И что!

– Да все и так подозревали тебя одну.

– И что!

На этот аргумент у Кайнорта, при всём его богатом опыте головореза, ответа не нашлось. Пенелопа утёрла нос его свитером и начертала шифр по памяти на земляном полу веточкой.

– Координаты – в этих картинках, мандибулу даю, – сказал Бритц. – Я сказал Уитмасу, что расшифровал их, и он, кажется, поверил. Ткнул меня носом в другие ошибки, но не в эту.

Пенелопа начала рисовать те же ряды в зеркальном отражении. Вручную этот процесс был совершенно другим, чем на экранах, и обоих эзеров осенило одновременно:

– Смотри! – вскочил Бритц. – В горизонтальном отражении пять пиктограмм остаются прежними. Ты их рисуешь быстрее, потому что знаешь, что они не поменяются. И вертикально – то же самое! Горизонтально стабильные – это широта, а вертикально – долгота.

– А солнце?

– Солнце… солнце и туда, и сюда.

Это было похоже на правду. На полу, в туалете морга, они вычислили широту: 26.374

И долготу: -70.530

– Но по пять цифр в координате – мало, – засомневалась Пенелопа. – Выйдет площадь целой страны.

– На днях мне нужно вывести армию хоть куда-то, иначе Альда прикажет возвращаться на астероиды. Крепись, придётся звать на помощь.

– Почему «крепись»? – смутилась Пенелопа.

Охранник морга выслушал вкрадчивые увещевания Бритца и передал по внутренней связи:

– Инженера Круса требуют в штрафной изолятор.

– Не надо! Эй! – Пенелопа заметалась по туалетной кабинке, приглаживая рыжие кудри. – Зачем ты его вызвал? Не надо!

Такого неописуемого ужаса не было даже на лице Маррады, когда сигарета летела к чану с маслом. Через полчаса живёхонький, как с иголочки, Крус был озадачен координатами.

– Почитай что-нибудь о тех местах, полистай карты, поспрашивай рабов, – попросил Бритц. – Яркие события, легенды. Что-то эдакое, за что Уитмас мог зацепиться.

– Это всё за одну ночь?.. – испугался Крус.

– Теперь ты один за всех, – трагически вздохнул Кайнорт. – А ведь могло быть иначе, но этой ночью Пенелопа будет утешать меня байками про бывших.

– По уставу я обязан был доложить об инциденте, как есть, – буркнул богомол.

– Предатель! – взвилась Пенелопа из своего угла. – Вонючий клоп! Навозник!

Когда всё стихло, и по кабинкам разнеслись сдавленные рыдания Пенелопы, Кайнорт сполз по стене и нашёл себе новую точку, в которую можно уставиться. Точку, чтобы смотреть, не моргая, в бездонную трещину внутри себя.

Кошмары истощали поначалу, но скоро вошли в привычку. В очередной раз, заплутав в пульсирующих артериях коридоров, я проснулась и насторожилась: в землярке кто-то разговаривал. Тихо, почти шёпотом. Была полночь. Мы жили по двое или трое, и Баушка Мац сразу определила меня в пару к Волкашу. Обычно он спал, как убитый, а я стеснялась и шмыгнуть при атамане. Первые секунды не могла разобрать, что именно меня встревожило. И почему сердце вдруг заколотилось так бешено. Я навострила уши:

– …и теперь его держат в эквилибринте, – говорил Санчоус атаману. – Но покуда тараканы ещё здесь, лучше в тюрьму не соваться.

– Так Лау жив?

– Да! Бритц хочет выпытать всё об этом вашем приборе, но после резни в бункере Уитмас наверняка уже ничего не скажет… Чем его теперь возьмёшь-то?

– Палачи эзеров знают своё дело.

– Тогда почему насекомые ещё здесь? – возразил карминец. – Не в обиду, Волкаш, но по мне, так чем раньше расколется твой Лау, тем раньше эзеры слиняют с Кармина.