В 16.30 или в 17.00 Бальтюс возвращался в свое шале, и наступала пора торжественного чаепития с фруктовым тортом, шоколадными пирожными и различными повидлами. После ужина в 20.00 супруги устраивались в библиотеке перед большим телеэкраном посмотреть кино. Бальтюс питал слабость к боевикам, вестернам и операм.

Швейцарский архитектор Шарль-Эдуар Жаннере, превратившийся в начале 1920-х в Ле Корбюзье, на всем протяжении своей профессиональной жизни сохранял постоянный, хотя не такой уж трудный распорядок дня. Проснувшись в шесть утра, он в течение 45 минут занимался ритмической гимнастикой, затем подавал своей жене Ивонне кофе, и в восемь утра супруги вместе садились завтракать, после чего Корбюзье все утро чертил, рисовал и проектировал. Утро было наиболее насыщенной частью его дня. Он тратил много времени на рисунки, не имевшие непосредственного отношения к архитектуре, но, хотя не показывал их никому, кроме жены, был уверен, что своим успехом обязан этим утрам, когда мог сосредоточиться на искусстве.

В офисе Ле Корбюзье надолго не задерживался. Он приезжал в студию на метро или на такси ровно в два часа дня и усаживал своих помощников за разработку идей, которые пришли ему в голову за утро. К 17.30 он обычно возвращался домой, хотя иногда, увлекшись, терял ощущение времени. Коллега вспоминает:

Американский архитектор и изобретатель (сам себя он именовал «всеохватывающим и устремленным в будущее исследователем дизайна») наряду с другими объектами изучения подвергал исследованию и самого себя (другое его самоназвание – «морская свинка Б»). Он ставил под вопрос общепринятый образ жизни и привычный транспорт, проповедуя геодезический купол и создав, в числе прочих своих футуристических проектов, прототип трехколесного аэродинамического автомобиля Dymaxion. Фуллер подвергал сомнению также и привычные схемы поведения. В начале 1930-х Бакки (так звали его почти все) пришло в голову, что природный цикл сна стал неудобен для современного ритма жизни. Если он сумеет приучить себя к меньшим дозам сна, решил изобретатель, останется больше времени для работы. Его биограф Дж. Болдуин описывал результаты эксперимента по «высокочастотному сну»:

Болдуин отмечает, что Фуллер «пугал наблюдателей, погружаясь в сон за считаные мгновения, как будто нажимал на кнопку выключателя у себя в голове. Это происходило так быстро, что больше походило на какой-то припадок».

И все же, несмотря на все выгоды «высокочастотного сна», Фуллер отказался от него, поскольку супруга жаловалась на невозможность сосуществовать с мужем, спящим и неспящим по особому графику, и он вернулся к более «человеческому» режиму, хотя и сохранил привычку по мере надобности задремывать днем.

Эрдеш был одним из самых блистательных и успешных математиков ХХ в. Он также, как убедительно доказывает Пол Хоффман в биографии «Человек, который любил только числа», был эксцентриком, чем-то вроде «монаха от математики»: хранил вещи в чемодане, ходил в лохмотьях, раздавал почти весь свой заработок, оставляя себе лишь на самое скудное существование. Закоренелый холостяк, до смешного (а может, и до патологии) привязанный к мамочке, он не умел не то что готовить – вскипятить чайник. Зато работал исступленно, по 19 часов изо дня в день. Ему хватало трех-четырех часов для сна.

Эрдеш любил работать в интенсивном, краткосрочном сотрудничестве с другими математиками, он несся на другой край света в поисках нового таланта и поселялся в доме очередного сотрудника на то время, что они вместе решали задачу. Один из коллег, удостоенных его визитов, вспоминал в 1970-х:

Своей необычайной выносливостью Эрдеш был обязан амфетаминам – он принимал ежедневно от 10 до 20 миллиграмм бензедрина или риталина. Боясь, что эта привычка засосет Эрдеша, один друг предложил ему пари: сумеет ли тот месяц обходиться без стимуляторов. Эрдеш принял условия, тут же бросил амфетамины и ровно через 30 дней явился за выигрышем, однако сказал: «Ты убедился, что я не наркоман, но так я работать не могу. Просыпаюсь утром и таращусь на пустой лист бумаги. Никаких идей, словно я стал самым обычным человеком. Из-за тебя развитие математики остановилось на целый месяц!»