Гораздо прямее и смелее высказывался в те дни И. А. Ильин: Он писал: «Теперь в России есть только две партии: партия развала и партия порядка. У партии развала – вождь Александр Керенский. Вождем же партии порядка должен был быть генерал Корнилов. Не суждено было, чтобы партия порядка получила своего вождя. Партия развала об этом постаралась».

9 сентября 1917 года подали в отставку в знак солидарности с генералом Корниловым министры-кадеты. Победа Керенского в этом противостоянии стала прелюдией большевизма, ибо она означала победу Советов, которые все в большей и большей степени оказывались захваченными большевиками и с которыми правительство Керенского было способно вести лишь соглашательскую политику.

Историк русской революции С. П. Мельгунов отмечает повсеместное развитие большевистских ячеек после неудачи августовского выступления и отмечает, что меры, пусть и вынужденные, что были предприняты правительством Керенского для ликвидации корниловского движения, нанесли смертельный удар идее коалиционного правительства и развязали руки «безответственным демагогам» из лагеря большевиков, призванных Керенским для борьбы против Корнилова.

Л. Д. Троцкий подтверждает выводы С. П. Мельгунова и А. И. Деникина. Он пишет: «После корниловских дней открылась для советов новая глава. Хотя у соглашателей все еще оставалось немало гнилых местечек, особенно в гарнизоне, но Петроградский Совет обнаружил столь резкий большевистский крен, что удивил оба лагеря: и правый и левый. В ночь на 1 сентября, под председательством все того же Чхеидзе, Совет проголосовал за власть рабочих и крестьян. Рядовые члены соглашательских фракций почти сплошь поддержали резолюцию большевиков».

В результате призыва большевиков с правительственной трибуны для противодействия корниловцам, им официально была предоставлена возможность вооружаться. По свидетельству Урицкого, в руки петроградского пролетариата попало до 40 тысяч винтовок. Также в эти дни в рабочих районах началось усиленное формирование отрядов красной гвардии, о разоружении которой после ликвидации корниловского выступления не могло идти и речи. Это оружие и было использовано большевиками против Временного правительства менее чем через 2 месяца – в октябре 1917 года.

Н. В. Стариков писал: «Корниловский мятеж» – это стопроцентная заслуга Александра Федоровича, его сценарий, его драматургия. В действительности никакого мятежа не было: группа патриотов-генералов пыталась спасти страну по просьбе… Керенского, а потом была им оклеветана и предана».

Генерал Романовский – один из быховских узников – говорил впоследствии: «Могут расстрелять Корнилова, отправить на каторгу его соучастников, но «корниловщина» в России не погибнет, так как «корниловщина» – это любовь к Родине, желание спасти Россию, а эти высокие побуждения не забросать никакой грязью, не втоптать никаким ненавистникам России».

В 1937 году, спустя 20 лет после описываемых событий, другой их участник – И. Л. Солоневич писал в «Голосе России», что результатом провала заговора генерала Корнилова стала власть Сталина над Россией, а также следующим образом характеризовал противостояние между Керенским и Корниловым: «Генерала Л. Г. Корнилова можно обвинять только в одном: в том, что заговор его не удался. Но генералу Корнилову удалось нечто иное. Он не делал изысканных жестов и не произносил патетических речей, он также не бежал в бабьей юбке и не оставлял на произвол судьбы людей, которые ему верили. Он пошел до конца. И конец этот он нашел в бою»

Вопреки утверждениям некоторых историков, генерал Корнилов никогда, ни до своего августовского выступления, ни во время него – ни официально, ни в частных беседах и разговорах не ставил определенной «политической программы». По всей вероятности он ее просто не имел, как не имел (наряду с Керенским) прямых социальных и политических лозунгов. Документ, известный в истории под названием «Корниловская программа», стал результатом уже более позднего коллективного творчества быховских узников – лиц, заключенных в Быховскую тюрьму вместе с генералом Корниловым по обвинению в поддержке его после неудачи Корниловского выступления. По словам генерала Деникина – соавтора этой программы, она нужна была как исправление «пробела прошлого» – необходимости объявления строго деловой программы по удержанию страны от окончательного развала и падения.

Эта программа после ее составления была утверждена генералом Корниловым и появилась в печати без даты и под видом программы одного из прошлых его выступлений. В ней предусматривалось:

1) Установление правительственной власти, совершенно независимой от всяких безответственных организаций – впредь до Учредительного собрания.

2) Установление на местах органов власти и суда, независимых от самочинных организаций.

3) Война в полном единении с союзниками до заключения скорейшего мира, обеспечивающего достояние и жизненные интересы России.

4) Создание боеспособной армии и организованного тыла – без политики, без вмешательства комитетов и комиссаров и с твердой дисциплиной.

5) Обеспечение жизнедеятельности страны и армии путем упорядочения транспорта и восстановления продуктивности работы фабрик и заводов; упорядочение продовольственного дела привлечением к нему кооперативов и торгового аппарата, регулируемых правительством.

6) Разрешение основных государственных, национальных и социальных вопросов откладывается до Учредительного собрания.

Но это была игра уже после того, как опустился занавес и которая не могла изменить ход истории.

После смещения Л. Г. Корнилова 30 августа 1917 года впервые в отечественной истории пост Верховного главнокомандующего Российских вооруженных сил занял человек, никогда не служивший ни в армии, ни на флоте, не имевший ни военного образования, и, естественно, не принимавший непосредственного участия ни в одном из сражений и боев. Им стал тридцатишестилетний адвокат и буржуазный политический деятель, активный член, а затем и глава (министр-председатель) Временного правительства Александр Федорович Керенский.

«А. Ф. Керенский – фигура очень яркая и красочная, – писал генерал от инфантерии Ю. Н. Данилов. – Лицо, игравшее в истории России после мартовского периода роль весьма большую… Он стал тем единственным человеком, которому удалось приобрести и сохранить хотя бы видимость какого-либо авторитета над бушевавшей революционной стихией».

По мнению другого русского историка А. А. Керсновского, «когда трагически сложившаяся обстановка потребовала от главы Временного правительства и Верховного главнокомандующего выбора между Корниловым и Лениным, Керенский выбрал последнего… Конечно, Керенский не одобрял Ленина, возмущался его «аморальностью», негодовал на его братоубийственную проповедь… Но это были только частности. И тот и другой поклонялись революции. Один воскуривал ей фимиам, другой приносил ей кровавые жертвы. Они говорили на одном и том же языке. Разница была лишь в акцентах. В итоге Керенский предпочел своего Ленина чужому Корнилову, и отдал Ленину Россию на растерзание. В выборе между Россией и революцией он не колебался, ставя выше революции самого себя».