Едва артиллерия открыла огонь, революционные солдаты Петроградского гарнизона оставили свои позиции, Казаки бросились за ними в погоню. Однако правый фланг большевиков, где находились кронштадские матросы, не дрогнул. После продолжительной перестрелки, не имея сил закрепиться на столь широком фронте, правительственные войска отошли к Гатчине. 31 октября генерал Краснов направил делегацию казаков в Красное Село для переговоров с большевиками о перемирии. Они проводились в Гатчине в нижнем зале дворца. Неблагоприятный исход этих переговоров (бывшего главу государства и Верховного главнокомандующего казаки «обменивали» на право по домам), вынудил Керенского переодеться в матросскую форму и бежать из Гатчины. После этого его значение как Верховного главнокомандующего больше ни в чем не проявлялось.

Почти полтора месяца бывший Верховный главнокомандующий прятался на одном из близлежащих хуторов. Здесь он прочитал в газете «Известия» сообщение, что армейским организациям предписывается принять меры для немедленного ареста Керенского и доставки его в Петроград, а всякое ему пособничество будет караться как тяжкое государственное преступление.

Позже А. Ф. Керенский писал: «Мои гонители искали меня повсюду. Им и в голову не пришло, что я скрываюсь у них под самым носом, между Гатчиной и Лугой, а не где-то на Дону или в Сибири. А мне тем временем ничего не оставалось, как затаиться, занявшись, насколько это возможно, изменением своей внешности. Я отрастил бороду и усы. Бороденка была жиденькая, она кустилась лишь на щеках, оставляя открытыми подбородок и всю нижнюю часть лица. И все же в очках, со взъерошенными патлами я по прошествии 40 дней вполне сходил за студента-нигилиста 60-х годов прошлого века».

Из своего убежища, основываясь на информации из регулярно получаемых газет, бывший министр-председатель и Верховный главнокомандующий обратился с открытым письмом к русскому народу, которое было опубликовано 22 ноября 1917 года в газете «Дело народа». В нем он писал следующее:

«Опомнитесь! Разве вы не видите, что воспользовались простотой вашей и бесстыдно обманули вас? Вам в три дня обещали дать мир с германцами, а теперь о нем молят предатели. Зато все лицо земли русской залили братской кровью, вас сделали убийцами, опричниками. С гордостью может поднять свою голову Николай II. Поистине никогда в его время не совершалось таких ужасов. Опричники Малюты Скуратова – и их превзошли опричники Льва Троцкого. Вам обещали хлеб, а страшный голод уже начинает свое царство свободы, и дети ваши скоро поймут, кто их губит. Вам обещали царство свободы, царство трудолюбивого народа. Где же эта свобода? Она поругана, опозорена. Шайка безумцев, проходимцев и предателей душит свободу, предает революцию, губит родину нашу. Опомнитесь все, у кого еще осталась совесть, кто еще остался человеком!

Девальвированные русские деньги «керенки».

Будьте гражданами, не добивайте собственными руками родины и революции, за которую восемь месяцев боролись! Оставьте безумцев и предателей! Вернитесь к народу, вернитесь на службу родине и революции! Это говорю вам я – Керенский! Керенский, которого вожди ваши ославили «контрреволюционером» и «корниловцем», но которого корниловцы хотели передать в руки дезертира Дыбенки и тех, кто с ним. Восемь долгих месяцев, по воле революции и демократии, я охранял свободу народа и будущее счастье трудящихся масс. Я вместе с лучшими людьми привел к дверям Учредительного собрания. Только теперь, когда царствует насилие и ужас ленинского произвола – его с Троцким диктатура, – только теперь и слепым стало ясно, что в то время, когда я был у власти, была действительная свобода и действительно правила демократия, уважая свободу каждого, отстаивая равенство всех и стремясь к братству трудящихся. Опомнитесь же, а то будет поздно и погибнет государство наше. Голод, безработица разрушат счастье семей ваших, и снова вы вернетесь под ярмо рабства. Опомнитесь же!»

К концу пребывания на хуторе Керенского стала настойчиво преследовать мысль сделать попытку добраться к открытию Учредительного собрания в Петроград. Ему казалось, что это его последний шанс сказать стране и народу свое мнение о создавшемся положении. Помогли друзья. Они довезли его на санях в Новгород, затем в Бологое, откуда на поезде Александр Федорович доехал до Петрограда, где извозчик доставил его по условленному адресу.

«Учредительное собрание, – писал Керенский, – должно было открыться 5 января 1918 года, и, казалось, все идет по намеченному мною плану. Через три дня я надеялся быть в Таврическом дворце, на открытии собрания. 2 января меня посетил член фракции эсеров в Учредительном собрании Зензинов. Завязавшаяся беседа, поначалу очень дружеская, вскоре обернулась ожесточенным спором. Я и сегодня с болью вспоминаю тот разговор. Я сказал ему, что считаю своим долгом присутствовать на открытии Учредительного собрания. Хотя у меня и не было приглашения в Таврический дворец, я рассчитывал, изменив внешность, пройти по билету какого-нибудь малоизвестного депутата из провинции. Я рассчитывал на помощь в получении такого билета, самонадеянно думая, что мои друзья в Учредительном собрании позаботятся обо мне. Но они наотрез отказались».

Несмотря на создавшиеся сложности, Керенский не терял надежды на то, что ему удастся проникнуть в Таврический дворец. Однако 5 января столица выглядела так, словно в ней ввели осадное положение. За несколько дней до этого большевики создали так называемый Чрезвычайный штаб. Район вокруг Таврического дворца был отдан в ведение большевистского коменданта Г. Благонравова. Сам дворец был окружен вооруженными до зубов войсками, кронштадскими матросами и латышскими стрелками, часть которых расположилась внутри здания. Все улицы, ведущие ко дворцу, были перекрыты.

Ранним утром следующего дня Учредительное собрание было разогнано большевиками. Мечта Александра Федоровича выступить с его трибуны не сбылась. Его пребывание в Петрограде стало бессмысленным, и он покинул столицу.

Некоторое время Керенский проживал в Финляндии, но в начале марта возвращается в Петроград. Там он завершает работу над книгой по материалам Чрезвычайной комиссии по расследованию корниловского дела. Весной 1918 года Александр Федорович переезжает в Москву, где уже летом выходит в свет его книга «Дело Корнилова».

В Москве, куда переехало и советское правительство, Александр Федорович встретился с Екатериной Константиновной Брешко-Брешковской – «бабушкой русской революции», одной из организаторов и лидеров партии эсеров, в 1870-х годах (она родилась в 1844 году) участницей «хождения в народ», 22 года проведшей в тюрьме, на каторге и ссылке, участницей революции 1905 года, после Февральской революции 1917 года поддерживающей Временное правительство. После беседы с ней он вступил в нелегальную организацию «Союз возрождения России», основным пунктом программы которой было «создание правительства национального единства на самой широкой основе и восстановление в сотрудничестве с западными союзниками России фронт боевых действий против Германии». По заданию Исполкома «Союза» Керенский был командирован вначале в Англию, затем во Францию. В конце мая, покидая Россию, Александр Федорович едва ли думал о том, что прощается с родиной навсегда.