Пирожные были восхитительными и кофе тоже, как и хорошее настроение и у Оленьки, и у Ады. Пришло время ехать домой.

По дороге Ада вдруг вспомнила, как в страшный год разрухи они с Оленькой остались вдвоем в просторной квартире на Пречистенском бульваре, — мама и папа уехали в Сибирь к адмиралу Колчаку, прихватив с собой Адочку и Марину, тетя Ольга была где-то далеко, занимаясь своими театральными делами, прислуга разбежалась, ведь платить ей было нечем. Зима стояла суровая, отопление давно не работало, ни угля, ни дров для воздвигнутой в центре гостиной железной печки-буржуйки не было, и две сестрички, растопив печку папиными книгами, лежали в обнимку под всеми найденными в доме одеялами. И был между ними мир. На этом слове по щеке Ады потекла слеза.

А дальше все происходило, как в дешевом боевике. Они подъехали к дому, и Оленька свернула к обочине, чтобы припарковать машину. Ада застыдилась своих слез и пыталась было пошутить, как вдруг из-за поворота на их узкую улицу вывалилась небольшая толпа подвыпивших парней в коричневых рубашках, какие носили национал-социалисты. Увидев идущих к ним навстречу сестер, они пришли в восторг и заорали нестройным хором:

— Девушки! Красавицы! Идите к нам!

Сестры остановились как вкопанные и огляделись — поздним вечером улица была пустынна.

Один из компании вырвался вперед и, облапив Аду, сунул руку ей за пазуху с криком:

— Какие сиськи!

А второй шагнул к ним, на ходу советуя:

— А ты проверь, что там пониже!

И никто не заметил, как Оленька вынула из сумочки маленький револьвер и без раздумий выстрелила первому молодчику в задницу. Тот отпустил Аду, с воем рухнул на землю и задергался, обливаясь кровью. Его напарник протянул руку к Оленьке, но не успел — она так же хладнокровно прострелила ему ладонь и приказала третьему:

— Забирай своих друзей, пока я и тебя не подстрелила!

Под дулом ее револьвера оба пустились наутек, волоча за собой третьего, который выл на всю улицу.

Ада бросилась к Оленьке:

— Скорей идем домой! Ты видела, кто они? Вполне могут вернуться с подмогой!

Оленька спокойно спрятала револьвер в сумочку:

— Не спеши. Они не должны видеть, в какой дом мы входим. Сегодня они не вернутся, зато придут завтра.

— Они могут нас опознать?

— Во-первых, на улице темно, а во-вторых, надо сделать все, чтобы изменить твою и мою внешность.

— И как ты на такое решилась?

— Жизнь меня многому научила. Мне уже приходилось защищаться от негодяев. Вот почему я всегда ношу с собой револьвер.

Утром Оленька проснулась ни свет ни заря. Она аккуратно собрала в сумку все, что было на ней и на Аде вчера, положила туда обе их сумочки и револьвер. Потом разбудила шофера Густава Вебера, пора было ехать в студию, и дала ему точные инструкции, как быть с «Тальбо». Аде велела пораньше ехать в центр и болтаться там по магазинам, пока не придет время отправляться в кабаре «Стрекозы» к Файн-штейну. А после просмотра постараться как возможно дольше не возвращаться домой.

Явившись в студию до того, как там соберутся все артисты, Оленька воспользовалась отсутствием свидетелей и спрятала среди реквизита привезенные с собой вещи, причем не как попало, а платья среди платьев, сумочки среди сумочек, а револьвер на полке в застекленном шкафчике с оружием.

После репетиции за Оленькой заехал Густав Вебер, который на этот раз сидел за рулем красного «опеля», и доложил, что провел операцию смены автомобиля даже с некоторой выгодой. Оленька поблагодарила Густава и сказала, что не спешит домой, а хочет проехаться по Унтер-ден-Линден и сделать кое-какие покупки. Только часа через три красный «опель» остановился возле ее дома рядом с припаркованной там полицейской машиной. Оленька нажала на кнопку звонка собственной квартиры вместо того, чтобы отпереть дверь своим ключом, ведь руки ее были заняты многочисленными сумками. Ей отворила испуганная горничная и шепотом сообщила, что уже три часа ее ожидает в гостиной какой-то настойчивый господин, полицейский инспектор Бергман:

— Я предлагала ему прийти попозже, но он сказал, что дождется вас.

— Раз так, пусть подождет еще немного, мне нужно привести себя в порядок после рабочего дня. А тебя жду в гримерной.

И с этими словами Оленька взбежала наверх в свои комнаты, а их у нее было три — спальня, личная гостиная и гримерная.

Через полчаса она выпорхнула в нижнюю гостиную — блистательная и прекрасная. При ее появлении поджидавший ее полицейский инспектор замер, словно громом пораженный, и с трудом выдавил из себя вопрос:

— Э-э-э-это вы?

Оленька грациозно опустилась в кресло у окна, так что ее лицо оставалось в тени:

— А кого вы ожидали здесь увидеть, господин инспектор?

— Я пришел побеседовать с фрау Ольгой Книппер. Где она?

— Фрау Ольга Книппер это я. Чего вы от меня хотите?

Бергман с трудом обрел дар речи:

— Я хотел бы спросить у Ольги… у вас, что вы делали вчера вечером?

— С каких это пор берлинская полиция интересуется личной жизнью кинозвезд?

— Я… то есть мы нисколько не интересуемся вашей личной жизнью, фрау Ольга… — Тут бедный инспектор окончательно смутился.

Оленька же, очевидно, наслаждалась ситуацией:

— Так зачем же вам знать, что я делала вчера вечером? Или, может быть, с кем я ЭТО делала?

Инспектору бы тут как раз и спросить: «А с КЕМ вы это делали, фрау Ольга Книппер?» — но у него на это не хватило смелости. Как истинный немецкий бюргер, он выше всего ставил иерархию, а по его иерархии Оленька была знаменитой Ольгой Чеховой, и с ней нужно было соблюдать осторожность. Бергман сумел только испуганно пролепетать:

— Что вы, что вы, госпожа Чехова, мы вовсе не лезем в вашу личную жизнь. Но дело в том, что на вашей улице вчера вечером было совершено вооруженное нападение на группу… — тут инспектор замялся, сам понимая нелепость своих слов. Оленька не дала ему договорить:

— Вы хотите сказать, что три часа ждали меня, чтобы выяснить, не совершала ли я вооруженное нападение на группу… на какую именно группу? Солдат? Или матросов? А может, полицейских?

— Простите, госпожа Чехова, я понимаю, что это смешно, но поступила жалоба…

— На меня?

— Нет-нет, конечно, не на вас… но на ваш дом…

— То есть мой дом напал на группу…

— Я же говорю, что это смешно, но у меня есть ордер на обыск!

— На обыск моего дома? И что вы будете искать? Впрочем, ищите на здоровье, а я пока позвоню в пару газет!

— Не надо газет! — побледнел инспектор.

— Почему же не надо? Ведь как здорово это будет выглядеть на первых страницах рядом моим портретом! Какая реклама!