– Чувиха? – испугалась Женя. – Это что еще такое?!

– Очень модное слово, неужели ты его не знаешь? – удивился Саша. – Я недавно на танцплощадке слышал. Странно… чтобы журналистка не знала современных слов… это просто позор!

– Позор, ага, – виновато согласилась Женя. – А мужчина – он кто? Чувих?

– Не чувих, а чувак, горе ты мое! – захохотал Саша и обнял Женю. – По-моему, мы будем очень хорошими супругами. Мы же друг друга наизусть знаем, но нам вместе все равно не скучно.

– А любовь? – тихо спросила Женя.

– Ты разве меня не любишь?! – возмутился Саша.

– Люблю, – без раздумий кивнула она. – Очень! Но братской любовью.

– Сестринской, филолог! – усмехнулся Саша, но улыбка получилась довольно кривой, потому что в эту минуту он вспомнил, как «китайская ведьма», сверкая своими узкими, будто сабельные лезвия, глазами, прочирикала: «Ты хочешь знать, что выпила твоя сестра!»

«Нет! – панически вскричал Саша в душе своей. – Этого не может быть! Она мне не сестра… но как бы я хотел, чтобы она была ею! Хотя нет, тогда нельзя было бы жениться…»

– Нет, Сашка, – всхлипнула вдруг Женя. – Это очень благородно с твоей стороны, чинно-блинно и всё такое, но – нет. Это твою жизнь сломает. Тётя Тома этого не переживет. И вообще… я тебя очень люблю, но как подумаю, что надо будет с тобой целоваться… и это делать, ну, что мы с этим паршивым Игорем делали, я… нет, я не могу! И вообще, меня даже от запаха твоего мятного зубного порошка тошнит по утрам около умывальника, ты представляешь?! Я ненавижу запах мяты вообще, а сейчас – это просто что-то страшное!

– Буду чистить твоим «Особым», – примирительно усмехнулся Саша. – Женька, успокойся. Всё это полная чушня. То, что ты сейчас чувствуешь, вызвано токсикозом, а когда он кончится, всё пройдет. И сразу жизнь, как поется в песне, становится иной. Короче, ты выйдешь за меня?

– Нет! – крикнула Женя сердито. – Сашка, ты дурак! Я люблю тебя больше всех на свете. Ты мне всех дороже, но я не могу испортить тебе жизнь! Ты даже не соображаешь сейчас, что мне предлагаешь!

– Напрасно ты так думаешь, – сухо ответил Саша. – Я действую в здравом уме и твердой памяти. Я тебе предлагаю не пачкать свою биографию и свою душу убийством человека, который ни в чем не виноват. Ни в чем, понимаешь? Его нечаянно зачали, это да, но убьют – убьют сознательно. Вот представь: если бы сейчас тебе нужно было убить невиновного взрослого человека или ребенка… ну, вроде этой Люльки, например! – разве ты не схватилась бы за любую возможность, чтобы этого не сделать, чтобы спасти жертве жизнь? Да ты вышла бы замуж за Карабаса-Барабаса, не то что за симпатичного, даже красивого, умного и доброго парня, своего лучшего друга! Ну скажи, вышла бы?

Женя вздохнула и кивнула.

– То есть вопрос решен, – хлопнул в ладоши Саша.

Женя посмотрела жалобно-жалобно…

– Тётя Тома меня убьет. Это точно…

– А мы дадим ей время успокоиться, – улыбнулся Саша. – Мы сейчас, как и собирались, сходим в институт, отнесем мой обходной, а потом двинем в кино. После этого в ПКО завалимся или в парк ДОСА[40]. Домой вернемся попоздней, когда Тамама уж точно будет спать. А утро вечера мудренее, сама знаешь. Никуда она не денется, смирится!

– А на какой фильм пойдем? – немного оживилась Женя, которая обожала кино.

– В «Гиганте» в Большом зале идут «Смелые люди», в Малом – «Максим Перепелица». В кинотеатре «Совкино» – «Верные друзья». Можно на какую-нибудь хронику в зал научно-популярных фильмов в «Гигант» зайти. Или – слушай! – давай рванемся на Ленина в «Пионер» – там фильм «Чук и Гек». Знатоки уверяют, что наша будущая Люлька уже все слышит и понимает, так будем же ее воспитывать на веселых и героических историях!

– Издеваешься?! – ткнула его кулаком в бок Женя.

– Исключительно любя! – засмеялся Саша, вскочил и подал Жене руку, чтобы помочь подняться.

Она встала, качнулась – и на мгновение прижалась к нему.

Саша обнял ее и осторожно поцеловал в висок:

– Ничего, Женька. Всё будет хорошо!

Москва, 1957 год

К Вальтеру и Михаилу приближались две женщины очень маленького роста. Одной было далеко за сорок. Ее измученное жизнью блеклое личико было некрасивым. Нос картошкой оказался слишком большим, а потому прежде всего бросался в глаза и портил все впечатление от и без того невыразительных черт. Серые от седины волосы были коротко пострижены и забраны гребенкой, открывая лоб, покрытый морщинами. Губы слишком тонкие, да еще и поджаты, как бывает у завистливых или обиженных судьбой женщин.

«Впрочем, – словно бы сказал кто-то рядом с Вальтером, – тот, кто судьбой не обижен, завистливым не бывает…»

Голос показался ему знакомым, однако Вальтер тотчас забыл о нем, потому что не мог отвести взгляда от второй женщины. Именно на нее и таращился Михаил Герасимов со странным выражением, в котором смешивались вещи совершенно не сочетаемые: восхищение и отвращение.

Впрочем, Вальтер его понимал.

Рядом с невзрачной женщиной стояла юная, лет пятнадцати, девушка изумительной красоты: изящная, миниатюрная, с точеной фигурой, которую не портило даже убогое ситцевое платье, с ногами, которые поражали мужское воображение, даже обутые в какие-то разношенные бахилы. На грудь девушки падали темные косы, а на прелестном личике сияли глаза восхитительного василькового цвета.

Вальтер тихо ахнул.

Еще бы! Ведь это была та самая барышня, которую он видел во сне идущей об руку с Мецем! Та самая красавица, которая подсказала ему, как добраться до Михаила Герасимова!

Но во сне она была все-таки другая. Глаза ее сияли умом, они не блуждали бесцельно по сторонам, не зияли этой пустотой идиотии. Да, сейчас эта молоденькая девушка напоминала слабоумную, и струйка слюны, сочившаяся из ее приоткрытого рта, усугубляла это впечатление.

Она остановилась и заставила остановиться женщину, которая шла рядом. По тому, какой ласковый, заботливый, встревоженный взгляд та бросила на бедную больную, можно было понять, что это ее мать.

«Да, – подумал потрясенный Вальтер, – если отцом красавицы и впрямь был Мец, имевший очень непривлекательную внешность, можно только диву даваться причудам природы, давшей им возможность произвести на свет такое совершенное создание. И все же природа взяла своё, когда обделила красавицу умом…»

Переминаясь с ноги на ногу, эта самая красавица скользнула взглядом по Вальтеру, подошла к нему и потянулась к «Паркеру», который тот сжимал в кулаке. Вальтер попытался было спрятать драгоценную ручку, однако лицо девушки исказилось гримасой такого отчаяния, у него чуть слезы не выступили на глаза.