Вальтеру стало страшно стыдно за себя. Он поспешно протянул ручку бедняжке. Сейчас он отдал бы ей все, что у него было: все деньги, хотя от командировочных за время фестиваля остались сущие пустяки, золотую булавку для галстука, великолепные швейцарские часы… Да он вообще готов был раздеться догола и отдать ей всю свою одежду до последнего носка!

– Скажи спасибо, Люсьеночка, – просюсюкала мать, и ее удивительно неприятный голос разрушил чары, во власть которых внезапно попал, точно в сети, Вальтер.

Люсьеночка? Ее зовут Люсьена? Странное имя…

Девушка оглянулась на мать с откровенной досадой, и Вальтер подумал, что Люсьена, возможно, не столь уж и слабоумна, а если даже это так, она отлично понимает, какую власть может иметь над людьми.

И унаследовала она это от отца, от Павла Меца! Неведомо, отдает ли она себе в этом отчет, возможно, пользуется этим даром бессознательно.

В это мгновение Люсьена повернулась к Михаилу Герасимову, который таращился на нее с прежним зачарованно-брезгливым видом, и сказала, сунув ему «Паркер»:

– А ты отцу привет передай. И слушайся его, слушайся! Не то хуже будет!

Потом она расхохоталась, пуская некрасивые пузыри из своего прелестного ротика, напоминающего цветок, но сейчас уродливо исказившегося, – и кинулась наутек, с непостижимым проворством шныряя между людьми.

– Люсьеночка! – закричала ее мать, всплеснув руками, и бросилась следом, а за нею помчался и Вальтер.

Он чувствовал, что должен догнать Люсьену и ту, другую женщину, расспросить их, попытаться хоть что-то понять! Он гнался за ними полквартала, а потом она успели проскользнуть через Баррикадную к площади Восстания перед потоком машин, который остановил и отрезал от них Вальтера.

Мать и дочь перебежали через улицу и словно под землю провалились.

Вальтер пометался около перекрестка и вернулся на Садово-Кудринскую, однако Михаила Герасимова там уже не было. Куда он исчез, неведомо, но вместе с ним исчез и «Паркер» Вальтера, и все те сведения о Жене и Саше Егоровых, который Вальтер мог получить, но не успел.

Только и звенело в голове:

Он знал, кто! Гроза!

Теперь, понимал Вальтер, ему не оставалось ничего другого, как ехать в этот баснословный Хабаровск…

Да ведь он был готов! Он готов был хоть сейчас хватать такси и ринуться на Ярославский вокзал, чтобы отправиться в Хабаровск поездом или помчаться в аэропорт Внуково или в Быково, или откуда еще летали самолеты на Дальний Восток? Но у него почти не осталось денег. Их едва ли хватит на такси в аэропорт, что же говорить о покупке билета?! Да и жить в Хабаровске на что-то надо…

Немецкая практичность взяла верх над порывом.

Ничего. Он получит в редакции командировку – и отправится в Хабаровск в качестве журналиста! Он добьется своего!

Уже в гостинице, не глядя швыряя в чемодан вещи, торопливо собираясь, чтобы успеть на вокзал к поезду Москва – Берлин, Вальтер вдруг вспомнил… вспомнил предвоенное, 1914 года, лето и Москву – другую, не советскую, а русскую Москву: еще сытую, еще вальяжную, еще очень довольную собой.

…В тот день Готлиб, двоюродный брат Вальтера, уже взрослый молодой человек, позвал его в зоопарк. Вместе с ними пошли Маша, русская девушка, невеста Готлиба, и ее племянник по прозвищу Гроза. В тот день Вальтер увидел его впервые, в тот день впервые увидел, как Гроза умеет «бросать огонь». Однако это случилось потом, а сначала они шли по Арбату к зоопарку, ели мороженое, купленное у лоточника, а потом, уже на Садовом кольце, остановились около косматого седого человека в поношенной «тройке» и потертых штиблетах, сидящего на раскладной трости. Рядом на земле стояла жестянка от монпасье фабрики Жукова (все называли эти конфеты лампасейками), а в ней валялось несколько гривенников и двугривенных.

– Гадаю по ладони, предсказываю будущее, – пробормотал седой, и веселая компания решила попытать судьбу.

Первая очередь была Вальтера.

Хиромант взял его руку, расправил пальцы, всмотрелся в ладонь.

– Ого, – сказал он, чуть хмурясь, – длинный большой палец указывает на вашу непреклонную волю. Холмы Юпитера, Солнца, Сатурна плоские – вы равнодушны к искусству. Ваша жизнь будет очень долгой, но вторую половину ее чрезвычайно омрачат поиски детей.

– Каких детей? – изумился Вальтер.

– Чужих, – ответил седой, внимательно вглядываясь в него. – На вашей шее намечена морщина порока… она говорит о склонности к жестокости, готовности пойти на все ради своей цели. Не хотел бы я встретиться с вами в ваши зрелые годы!..

Тогда Вальтер обиделся и сказал, что хиромантия – это ерунда. Но, между прочим, судьба остальных-то сложилась в точности так, как накаркал седой ворон, сидевший на своей раскладной трости и бравший гривенник за гадание!

Он предсказал Готлибу и Маше умереть в один день. Они оба погибли, когда, сразу после начала войны с Германией, толпа разгромила на Кузнецком немецкий магазин – пассаж Сан-Галли. Готлиб служил там приказчиком, а Маша пришла его навестить. Готлиб заступился за хозяйское добро, Маша кинулась защищать жениха… Их убили озверевшие погромщики.

В один день!

Гроза… Вальтер отлично помнил, что тогда сказал Грозе хиромант: «Вас ждет невероятная судьба! Вы достигнете огромного могущества, станете primo inter pares[41]. Однако вы попадете в зависимость от очень жестоких людей. Вы обретете счастье в любви, у вас будет двое детей, но вы погибнете в расцвете сил – не дожив и до сорока. Вас убьют люди в черном».

Всё сбылось в точности. Гроза и Лиза попали в зависимость от руководителей Спецотдела и не могли от них вырваться, несмотря на могущество Грозы. У них с Лизой родилось двое детей. Вальтер помнил агентов в черных плащах, которые ликвидировали заговорщиков, собравшихся в подвале на Малой Бронной. Можно не сомневаться, что они же, эти люди в черном, застрелили Грозу и Лизу.

Всё предсказанное сбылось! А что касается его самого, Вальтера Штольца, вторую половину его жизни в самом деле омрачили поиски чужих детей.

Детей Грозы.

Чрезвычайно омрачили!

Ну что ж, теперь он знает, где их искать.

В Хабаровске. Он знает даже адрес – улица Запарина, дом 112!

Он приедет туда, он найдет их. Он заставит их сделать то, что ему нужно.

Вальтер Штольц многое сможет им предложить! Поездку в ГДР, например. Он знал, что презираемые Западом страны так называемого соцлагеря для многих русских воплощали в себе образ великолепной, богатой, щедрой Европы. Поездки за границу для многих превращались в мечту жизни, особенно для молодежи.