Дина посмотрела на часы: шесть сорок пять. Будильник должен зазвонить в семь, но ведь все равно теперь не уснуть. Образовалось целых пятнадцать лишних минут для себя перед пробуждением первоклашки и его папы. Она вымыла голову и быстро уложила волосы: немного геля, и стильный, задорный ежик готов. Накрасилась чуть ярче, чем обычно. Конечно, утро не самое подходящее время для такого макияжа, но когда тебе хорошо за сорок, а вокруг будут те, кому еще не исполнилось и тридцати, то не хочется очень уж от них отличаться. Дина придирчиво осмотрела свое лицо. Конечно, от первых лучиков морщин никуда не денешься, но выглядит она не так уж и плохо. Ее сорока пяти никто не дает. Дина худенькая, вечно бегает в кроссовках и джинсах, прическа молодежная, улыбка приветливая. Да и жизненной замотанности в глазах не так уж много. Дина счастливая, а счастливые старятся медленнее, потому что меньше об этом думают. Походка у Дины быстрая, рост небольшой. Как говорится, маленькая собачка до старости щенок.

Но сегодня она немного вырастет и станет чуть солиднее. Дина вынула из коробки замшевые черные туфли на высоком удобном каблуке и аккуратно поставила их к входной двери. Посмотрела на часы: пора будить население.

Дальше началась суматоха. Муж кричал, что ему надо побриться, а Мишка ни за что не хотел делить с ним ванную. Затем вместе убеждали сына почистить не только зубы, но и уши, потому что школьнику «нецелесообразно приходить на занятия с тоннами серы в ушах». Это заумное высказывание произнес, естественно, муж, но именно оно убедило Мишку перестать крутить головой. Пока воевали с сыном, убежало молоко, и Дина, сверившись со временем, поняла, что кашу сварить не успеет. Снова встала проблема выбора: мюсли, йогурт или, возможно, яичница?

– Бутерброды, – прервал Динины раздумья муж, – и побыстрее.

Позавтракали впопыхах. Дина не смогла впихнуть в себя ни кусочка. Так волновалась. Чай показался слишком горячим и очень сладким. Еще бы! Она так пристально следила за тем, чтобы Мишка хорошо поел, что совершенно забыла, сколько раз положила себе сахар. Видимо, сделала это раза три-четыре. Попить, в общем, тоже не удалось.

После завтрака одевала Мишку. Крики «Ой! Не тяни! Мне больно! Здесь жмет! Тут спадает!» разбавлялись возгласами мужа:

– Где мои светлые брюки?

– Бежевые или серые?

– Любые!

– В шкафу.

– А пиджак?

– Полосатый? Клетчатый? Льняной?

– А какой лучше к серым брюкам подходит?

Дина почувствовала себя продавцом из канцтоваров.

– Какой тебе больше нравится. Не вертись, Мишка!

– Меня сейчас стошнит.

Наконец мужчины были собраны. Они стояли, готовые к выходу. Дина даже на мгновение прекратила гонку и залюбовалась ими. Оба – и большой, и маленький – элегантные, подтянутые, в начищенных ею до блеска туфлях. Красота!

– Побежали, побежали! – Дина вставила ноги в туфли и уже начала открывать дверь.

– Мам! – растерянное Мишкино.

– Дин! – насмешливое Димино.

– Да?! – Она резко обернулась. Ну что они там себе думают. – Быстрее давайте! Букет берите!

– А ты так и пойдешь? – Муж держался из последних сил и в конце концов расхохотался.

– Черт! – На ногах Дины красовались новые и достаточно дорогие туфли, а на теле – симпатичный, но видавший виды застиранный халатик.

Три минуты потребовались на облачение в костюм, еще две на поиски подходящих серег. Вчера ведь положила на самое видное место. А какое место вчера она сочла подходящим?

Наконец вышли. Фотографии на память у подъезда, у машины, в машине. С дорогой повезло – обошлось без пробок. Немного потолкались у школы – слишком много жаждущих припарковаться. Наконец муж втиснул «Рено» между двумя джипами. Вылезали, втянув всё в себя. У Мишки не получилось. Оттирали салфетками его коленки и локти, а потом, спотыкаясь, бежали к школьному двору, откуда уже донеслись фанфары, возвещающие о начале линейки.

– Извините. Простите. Разрешите пройти. Мы первоклассники, пропустите, пожалуйста. – Дина отчаянно пыталась пробраться сквозь толпу бантов, букетов и радостных лиц. Ее пропускали, но в сутолоке это было не так просто. – А где первый «А»? Вы не подскажете, где первый «А»?

– Таблички, ищи таблички. – Это муж, почти наступающий ей на пятки, дал ЦУ. Указание действительно было бы ценным, если бы Дина могла разглядеть хоть одну табличку. В утренней суматохе она забыла самое важное: надеть очки. Точнее, она не собиралась их надевать, хотела обойтись линзами. Но снова все перепутала. Линзы она носила редко, поэтому, решив их надеть, часто, собираясь куда-то, механически делала макияж. И только потом, стоя с одним накрашенным глазом, вспоминала, что сначала линзы – затем косметика. Она всегда махала рукой и надевала очки. Махнула и сегодня, а очки надеть забыла. И теперь пестрая толпа воздушных шаров, лент и цветов казалась ей просто бурным цветением красок. Она не различала лиц, не видела четких линий, и даже если бы смогла разглядеть таблички в руках учителей, надписи на этих табличках остались бы для нее загадкой.

– Будьте добры, где первый «А»? – спросила она, уткнувшись в спину рослой женщины.

– Не знаю, мы первый «Б» ищем. – Женщина сказала что-то еще, но как раз в этот момент директор объявил вынос знамени школы, зазвучала барабанная дробь, оглушительно затрубил горн, слова потерялись в шуме.

– Простите, что? – В этот момент лопатки женщины больно уперлись в Динин нос. Толпа, расступаясь перед знаменем, подалась назад, и многих сплющило, сжало, сдавило. Дина инстинктивно крепче впилась в Мишкину руку, боясь потерять его. Сын тут же подал голос:

– Меня сейчас стошнит.

– Дим, ты нашел таблички? – заорала Дина. Лопатки женщины превратились в грудь. Сверху на Дину обрушилось громкое:

– Я говорю, с праздником! У вас мальчик? А у меня девочка. – Девочку за мощной фигурой матери рассмотреть не удавалось.

– Дим! Таблички! – Знамя вынесли, музыку выключили, толпа выдохнула. Дина смогла покрутить головой – муж пропал из поля зрения. Возможно, он был не так уж далеко, но, учитывая историю с очками…

– Мишань, – Дина старалась сохранять спокойствие, – у учителей в руках должны быть таблички. Поищи первый «А».

– Ладно, – Мишка забыл про тошноту, – а где они?

– Я же говорю: в руках.

– Да нет, не таблички, – учителя.

– Ох, горе мое! С ребятами должны стоять, со своими классами.

– Мам!

– Да.

– Я, кроме поп, больше ничего не вижу.

Дине захотелось одновременно и расплакаться, и рассмеяться. Придумала же, просить ребенка что-то рассмотреть в толпе народа, когда он стоит, зажатый со всех сторон взрослыми.

– Товарищи! Ну, пожалуйста, подскажите, где первый «А»! – Динин крик отчаяния прозвучал очень убедительно. Его тут же подхватила рослая дама: