перед ней на колени, зубами порвала плёнку, расстегнула замок и обомлела. Весь баул был забит тугими пачками долларов и евро.

Я схватила находку двумя руками и поволокла к дому. Однако, перед самым крыльцом развернулась и двинула к машине, оставляя за собой на земле глубокие борозды. Наконец до меня дошло, что будет легче завести машину и подъехать. Тем более забор обрушился. Я отпустила ремни сумки и устремилась к дороге, но на половине пути встала. «А вдруг её украдут? – подумала я, но тут же усмехнулась своим мыслям: – Кто? Леший с бабой Ягой?»

Движок на этот раз завёлся сразу.

– Ну вот и хорошо, – бормотала я себе под нос, объезжая деревья. – Теперь я тебе, Вадим, устрою! Теперь ты у меня будешь в лесу жить. Хотя, какой там лес! – возразила я себе. – Отправлю-ка я тебя, милый, на необитаемый остров. Найму на эти деньжищи самолёт и куплю парашют…

Я вдавила педаль тормоза и осталась сидеть с открытым ртом. С наглыми ухмылками на лицах рядом с моим баулом стояли Фома и Сиплый.

Не желая испытывать судьбу, я толкнула дверцу и бросилась прочь. Однако тут же споткнулась и упала. Когда приподнялась на руках, рядом уже стоял Сиплый. Я успела лишь разглядеть его нелепые, синего цвета кроссовки как из глаз брызнули слёзы и искры. Я вскрикнула от резкой боли и оказалась на ногах.

– Ты что действительно подумала, что мы на угрозы твоего охранника поведёмся? – Продолжая держать меня за волосы, Сиплый заглянул мне в лицо и выпалил: – Дура! Как только стало ясно, что ты клюнула на наш рассказ, мы сразу сюда рванули…

– Не убивайте меня, – взмолилась я. – Ведь я вам деньги нашла.

Бандиты прыснули со смеху.

– Вот даёт!

– Я никому не скажу…

– Я и так знаю, что не расскажешь, – успокоил Сиплый. – Мёртвые вообще народ не разговорчивый!

– И-ии! – пропищала я, и зажмурилась.

«Зачем я попёрлась сюда? Дура! Тупица! – кляла я себя. – Неужели это конец? Да нет, не может быть! Это может случиться с кем угодно, но только не со мной. Как так? Почему? Разве я хуже других? За что? Ух, а ведь совсем скоро я не смогу видеть это небо… Эти веточки и птички останутся, а моё тело вздуется в сырой земле набухнет червями и разложится…»

– Погоди, Сиплый! – заволновался Фома. – Кончить мы её всегда успеем.

– Ты что её хочешь? – Сиплый недоговорил.

– Да! Он хочет! Хочет! – закричала я. – И я тоже… Делайте что хотите, только не убивайте! – взмолилась я, уцепившись за соломинку и отчётливо осознав, как дорога и ярка каждая секунда жизни.

– Вот даёт! – бормотал Сиплый, снимая штаны и осадил Фому: – Только я первый!

– Господи! Пожалуйста! – причитала я, заливаясь слезами.

Я хотела рассказать, как маленькая гоняла по полю бабочек, как красиво рисовала, и ещё хотела разжалобить этих недоносков тем, что у меня нет детей, и если меня убьют, то никогда больше не будет и вообще вместе со мной они убивают сразу много людей. Ведь у моих детей тоже родятся дети, мои внуки, а у них ещё…

Сиплый навалился на меня словно бульдозер.

Я отворачивалась от его поцелуев, крутила головой, подставляла то ухо, то лоб. Он хватал мои губы зубами, просовывал в рот язык, обдавая гнилостным запахом лука.

– У-уух! – стонала я от боли и обиды, всё больше заводя Сиплого. – Ох!

Наконец, Сиплый обмяк и свалился с меня на землю. Наступила очередь Фомы.

С виду тщедушный, Фома дал фору своему дружку и работал как заводной. Наконец, я не выдержала и взмолилась:

– Больно! Отпусти!

Но Фома не слушал мои мольбы, а с силой вбивал меня в землю.

Довольный как кот Сиплый любовался действом с сигаретой в зубах.

Неожиданно Фома вздрогнул и затих. «Неужели всё? – ужаснулась я. – Он насладился, справил нужду и сейчас прикончит меня…»

На лицо упало что-то горячее и липкое. Я разлепила глаза и увидела приоткрытый рот и странные синие губы. Они кривились, словно от судороги, но при этом Фома лишь мелко и часто дышал. Одновременно я почувствовала, что он напрягся и тут же затрясся, словно к нему подвели ток.

«Да что это с ним?» – недоумевала я, удивляясь странным переменам во внешности. Неожиданно Фома обмяк, словно враз спущенный воздушный шарик и стал вроде как тяжелее. Я не поняла, как выбралась из-под него и натянула штаны. Сиплый стоял, широко расставив ноги, и глядел на меня странным, тупым взглядом. В опущенной вдоль туловища руке была лопата, с которой стекала на траву алая кровь.

– Господи! – прошептала я.

До меня, наконец, дошло, что Сиплый убил своего дружка. Можно было и так догадаться. Теперь та же участь ждёт и меня. Я вдруг поняла, что уже никакие мольбы не помогут. Раз он так обошёлся с Фомой, мне уж тем более ничего хорошего не светит. Странная апатия отключила звуки. Куда-то пропали птицы, а с травы и деревьев сошли краски. Даже кровь стала серой. Я сидела и ждала, отрешённо глядя на лопату.

– Ты слышишь меня? – раздался совсем близко голос Сиплого.

– А… Что? – Я, наконец, очнулась от оцепенения.

Сиплый стоял передо мной, уперев руки в колени, и вглядывался в лицо.

– Что ты сказал? – спросила я и не узнала собственного голоса.

– Встань! – потребовал Сиплый.

Неожиданно я вдруг отчётливо увидела вместо него Егора. Он с укором и недовольством смотрел на меня.

– Что? – я тряхнула головой. Виденье исчезло.

– Чего ты головой трясёшь? – недоумевал Сиплый.

Но я уже поняла, что хотел Егор. Я вспомнила его слова о том, что бороться надо до последнего вздоха. Бороться даже тогда, когда ты сбит с ног и уже кажется, не можешь подняться. Использовать всё, чтобы победить и выжить. Даже свою беспомощность. Вид обречённой на смерть жертвы, смирившейся со своей участью расслабляет врага, ведь он уже уверен в твоём поражении и ликует празднуя победу. К тому же Сиплый сорвал огромный куш, а это вскружило ему голову. Наверняка в мыслях он уже на берегу моря в обществе красивых женщин или на балконе своего коттеджа в Испании…

«Причём тут Испания? – разозлилась я на себя. – Не о том думаешь!»

– Я вспомнила! – почти крикнула я, боясь, что Сиплый успеет меня убить раньше, чем я скажу то, что вдруг пришло мне в голову.

Сиплый уже размахнулся, чтобы двинуть мне в висок лопатой, да так и замер.

– Что ещё? – спросил он с тревогой.

– Это не все деньги! – торопливо заговорила я. – Если оставишь меня живой, скажу, где вторая половина.

– Чего? – не поверил Сиплый и возмутился: – Ты мне ещё условия ставишь?

– У меня