— Брунетти слушает.

— Синьор, это Мьотти.

— Да, Мьотти, что случилось?

— Подумал, что надо вам позвонить, синьор.

— Зачем, Мьотти?

— Один из тех людей, к которым ходили вы с Вьянелло, мертв. Я сейчас там.

— Кто это?

— Синьор да Пре.

— Что случилось?

— Мы… не уверены.

— Что значит — не уверены?

— Может, лучше вам прийти и взглянуть, синьор.

— Где вы?

— Мы у него в доме, синьор. Это…

Брунетти прервал его:

— Я знаю, где это. Что произошло?

— В квартиру под ним с потолка потекла вода, и сосед поднялся посмотреть, что случилось. У него был ключ, так что он вошел и обнаружил да Пре на полу в ванной.

— И что?

— Похоже, упал и сломал шею, синьор.

Он подождал дальнейших разъяснений, но ничего не последовало.

— Позвоните доктору Риццарди.

— Уже сделано, синьор.

— Хорошо. Буду минут через двадцать.

Он положил трубку и повернулся к Паоле: перестала читать — заинтересовалась, чем кончится разговор.

— Да Пре. Упал и сломал шею.

— Маленький горбун?

— Да.

— Бедняга, вот не повезло! — отреагировала она импульсивно.

Брунетти воспринимал такое по-другому, конечно, — в соответствии со своими положением и профессией.

— Может быть.

Паола посмотрела на часы.

— Почти одиннадцать.

Брунетти уронил Флавия на Святого Бенедикта и поднялся.

— Стало быть, до утра.

Она тронула его за руку:

— Шарф надень, Гвидо, сегодня холодно.

Он нагнулся и поцеловал ее в макушку, взял пальто, не забыл шарф и вышел из дома.

Когда добрался к да Пре, увидел: полицейский в форме стоит через улицу от парадной двери. Узнав Брунетти, тот отдал честь и сказал в ответ на вопрос, что доктор Риццарди уже прибыл. Наверху — другой полицейский, Корсаро: в открытых дверях квартиры, тоже отдал ему честь и отошел в сторону.

— Доктор Риццарди на месте, синьор.

Комиссар вошел и направился в дальнюю часть квартиры, — оттуда виден свет и доносятся мужские голоса. Шагнул, по-видимому, в спальню: у стены — низкая кровать, маленькая, как колыбель. Двигаясь дальше, ступил во что-то мягкое и жидкое. Сразу остановился и позвал:

— Мьотти!

Молодой полицейский тут же появился в дверях на дальней стороне комнаты.

— Да-да, синьор?

— Включите свет!

Мьотти сделал это, и Брунетти глянул на свои ступни, тщетно пытаясь утихомирить бессознательный страх, что он стоит в крови. Вздохнул с облегчением — это всего лишь мокрый ковер, пропитавшийся водой, которая натекла через открытую дверь ванной. Пошел дальше по комнате и остановился у освещенного дверного проема: там разные звуки, двигаются люди… Войдя, он увидел доктора Риццарди: склонился над лежащим на спине мертвым телом, как много, много раз.

Услышав шум позади себя, встал, подал было руку, но потом убрал и стянул тонкую резиновую перчатку, снова подал руку:

— Виопа sera, Гвидо.

Он не улыбался, но если бы и вздумал, это мало что изменило бы в аскетической суровости его лица. Слишком долгое созерцание насильственной смерти во всех видах сточило плоть с носа и щек, как будто лицо его сделано из мрамора и каждая смерть отколупывала очередной крохотный кусочек.

Риццарди отступил в сторону, открыв взору Брунетти маленькое тело: став в смерти еще меньше, да Пре как будто лежал у ног великанов. На спине, голова откинута назад, но не касается пола — одетая черепаха, которую перевернули и оставили лежать на спинном щитке забавляющиеся мальчишки.

— Что случилось? — спросил Брунетти.

Только сейчас он заметил, что у Риццарди брючины промокли от колена до щиколотки, а его собственные туфли мокнут, потому что он стоит в воде, на полсантиметра покрывающей пол вокруг.

— Похоже, он открыл воду, набрать ванну, и поскользнулся на полу.

Брунетти посмотрел: ванна пуста, вода закрыта, круглая черная резиновая пробка лежит на бортике. Снова взглянул на мертвеца: в костюме и галстуке, но носков и туфель на нем нет.

— Поскользнулся на плитках босиком? — задал вопрос Брунетти.

— Похоже, что так, — ответил Риццарди.

Комиссар попятился из ванной, и Риццарди, закончивший свою работу, последовал за ним. Брунетти осмотрел спальню, хотя понятия не имел, что ищет. Три окна с задернутыми на ночь шторами, несколько картин на стенах, кажется, что их повесили десятилетия назад и больше не замечали. Коврик, толстый и старый, что-то персидское, теперь размок, цветы потускнели. Красный шелковый халат лежит поперек в ногах кровати, а под ней, как раз за той точкой, до которой дошла вода, маленькие туфли да Пре, аккуратно поставленные вместе, поверх них аккуратно сложены черные носки.

Брунетти пересек комнату, наклонился и поднял туфли. Держа в другой руке носки, перевернул туфли и посмотрел на подошвы. Черная резина на каблуках и подошве блестящая и гладкая, как обычно у туфель, которые носят только в помещении. Единственные следы носки — две серые стертые отметины на внешней стороне каблуков. Он поставил туфли и опять положил на них маленькие носки.

— Никогда не видел никого, кто умер бы таким образом, — сказал Риццарди.

— Давным-давно был вроде фильм или что-то такое — про кого-то заболевшего чем-то, от чего выглядишь как слон? Он не так разве умер?

Риццарди помотал головой.

— Я не видел. Читал про такие вещи, по крайней мере об опасности падения для таких людей. Но обычно у них происходит перелом позвоночника.

Риццарди остановился и отвел взгляд, Брунетти ждал, понимая — тот мысленно просматривает медицинскую литературу. Через несколько секунд Риццарди поправил себя:

— Нет, я не прав. Случалось, не часто, но бывало.

— Ну, может быть, ты найдешь тут нечто отличающееся настолько, что внесешь свое имя в медицинские учебники, — сказал Брунетти ровным тоном.

— Возможно.

Риццарди направился к своему черному врачебному чемоданчику, который стоял на столе у двери, бросил внутрь резиновые перчатки и захлопнул его.

— Я займусь им утром в первую очередь, Гвидо, но вряд ли смогу рассказать тебе что-то, чего не знаю сейчас. У него переломилась шея, когда голова откинулась назад при падении.

— Смерть была мгновенной?

— Должна была быть. Перелом чистый. Он почувствовал удар от падения на спину, но прежде, чем ощутил какую-нибудь боль, уже умер.