Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я наконец-то овладела неправильными английскими глаголами. Но самое интересное: мадам Кив-рон разыгрывает со мной сценки. Да-да, вы правильно поняли. В пустом классе я подхожу к её столу и делаю вид, что беру заказ, как официантка в ресторане на Пятой авеню. Или мы притворяемся старыми друзьями, которые случайно встретились десять лет спустя в очереди в кинотеатр.
В первый раз, когда она заговорила об этих импровизациях, я чуть не выплюнула салат, который жевала.
— Ну же, Дебора! Неужели вы настолько меня боитесь?
Конечно, со своими кудрями, похожими на квашеную капусту, накрашенными ярко-голубой тушью глазами и внушительными перстнями мадам Киврон выгладит немного ужасающе.
Однако я начала делать головокружительные успехи и больше не боялась нести всякую чушь, будто рот у меня был набит горячей картошкой.
Однако до сих пор мне сложно преодолеть не столько языковой, сколько зубной барьер. Во время нашего второго занятия я так и не решилась сказать ей: «You’ve got a slice of salad on your teeth».
Так и отпустила с запятнанной улыбкой.
Что же касается мадам Шмино, она разговаривает со мной свободно. В том числе и о прощении.
— Это понятие было лишь слегка затронуто на занятиях, — оправдывалась она.
Она и вправду меня за дурочку держит?
В конце нашего первого занятия я прогремела:
— Знаете, я всё-таки простила свою маму.
Секунду она молчала, убрав тетрадь в портфель.
— Я очень рада за вас. Прощение требует огромных сил. И это лучший способ обрести свободу.
В следующий раз мы разговаривали о Фрейде.
Так как по вторникам после моего «наказания» у неё сразу же урок, мадам Шмино приносит с собой контейнер и термос с кофе, который наливает и мне в предусмотрительно захваченный второй стаканчик.
На третьем занятии я поставила на стол коробку с двумя свежими эклерами из кондитерской на углу. Мадам Шмино вопросительно приподняла бровь.
Тогда я достала две картонные тарелки.
Мы наслаждались каждым кусочком в тишине пустого класса — было слышно только тиканье часов.
— В последний раз я ела шоколадный эклер на Рождество…
И я поведала ей о катастрофе.
— У вас есть собака?
— Скорее, бомж, переодетый в собаку.
— Понятно. Дебора, могу я вам дать один совет?
— Конечно.
— На вашем месте я бы позвонила в регистратуру больницы, где сейчас лежит ваша мама, и поинтересовалась, можно ли ей еду из других мест. Например, доставленную по вашей просьбе.
Мы сидели друг напротив друга по обе стороны исцарапанной поколениями Питомника парты.
Я взглянула на мадам Шмино.
Она кивнула.
Она просто гений.
— Спасибо.
На долю секунды мадам Шмино улыбнулась, легонько промокнула губы бумажной салфеткой и прочистила горло.
— Итак, мы говорили об Аристотеле…
Мама очень интересуется нашими «изящными трупами». Я спросила почему, но она ничего не ответила. Тогда я привела в письме с десяток «трупов».
Джамаль и Виктор согласились сочинять их каждую субботу.
Я закрутилась в вихре приятной суеты.
Скоро каникулы.
Квартал пустеет.
Парижане дорвались до лыж.
А я наблюдаю за балетом Мариуса и Козетты.
И оплакиваю Гавроша.
Виктор, я люблю тебя.
В смысле, Виктора Гюго.
Ну и второго тоже.
Короче.
Джамаль прислал мне фотографию, на которой он с каким-то парнем с мелированными волосами.
В своих лыжных комбинезонах на террасе кафе они выглядели забавно.
«Да ла-а-а-а-адно!» — ответила я ему.
«Ага».
У Джамаля появился парень.
Иногда вселенная щедра.
А Виктор с Адель.
Никаких новостей.
У вселенной есть любимчики.
Тут я вспомнила, что Джамаль — сирота.
И что я сама чуть не осиротела.
Так что, вселенная, забираю свои слова обратно.
К тому же в четверг я получила:
Солнце моё!
Шоколадные эклеры просто божественны.
Напоминаю тебе: надо отвести Изидора на плановый осмотр к ветеринару,
Целую.
Мама
Я долгие минуты всматривалась в это письмо. Мне даже захотелось вставить его в рамку.
Как только папа зашёл в квартиру, я сунула мамино письмо ему под нос.
— Супер!
— И это всё, что ты можешь сказать?
— Прости, дорогая, у меня был трудный день. Хорошее письмо.
— Мы с ней переписываемся два месяца.
Отец громко высморкался. В платок из ткани. Этот мужчина точно потерялся, путешествуя во времени, где-нибудь в девятнадцатом веке его ждёт другая семья.
— Я и не знал. Мне она не отвечает.
— Но разве Ты не замечаешь разницы? Не улавливаешь?
Он перечитал письмо, нахмурившись от сосредоточенности, а затем сложил платок и убрал его в карман твидового пиджака.
— Нет.
— Она пишет об Изидоре!
— И?
— Ну же, папа! Она здесь! С нами! Она больше не заперта внутри себя, а думает о нас, о собаке! Она выпуталась из этой петли! Она ожила!
Можно подумать, я только что выплюнула дохлую крысу на ковёр — настолько удивлённо на меня посмотрел папа.
— Ты права!
— Конечно, я права!
— Так вот оно что!
— Ты сейчас о чём?
Он пошёл к холодильнику, достал пиво и вернулся.
— Мог бы и мне предложить.
— Что?
— Пиво.
— А ты пьёшь пиво?
— Мне скоро восемнадцать. И я пью пиво.
— И наркотики принимаешь?
— Изидор! Фас!
Хвост хорьковой собаки признался мне в любви, но сам пёс не сдвинулся ни на миллиметр. Я сходила за пивом на кухню, села напротив отца и отпила из бутылки.
— Твоё здоровье. Так о чём ты говорил?
Отец вылупился на меня ещё сильнее. Словно я была покрыта гнойными волдырями, взрывающимися при малейшем нажатии. Ну так мне показалось.
Покачав головой, он продолжил пить пиво.
— Сегодня мне позвонил психиатр.
Мои лёгкие объявили забастовку воздуху.
— Похоже, твоя мама выпишется на следующей неделе.
— На следующей неделе? — глупо повторила я.
— Угу. Твои впечатления от письма верны. Маме лучше, она записалась на разные занятия, кажется.
Маме лучше. Она вернётся.
— Единственная проблема: она не хочет меня видеть. Так что я не смогу её забрать.
Я уставилась на него:
— И как только она вернётся, тебя тут быть не должно.
— Да.
— Вообще никогда.
— Да.
Мама должна вернуться во вторник.
Я записала Изидора к ветеринару на утро субботы.
Пришлось толкать его под зад, чтобы он зашёл в кабинет. Бедный пёс прыгнул мне на колени, как только показался доктор.
— Добрый день, мадемуазель!
Доктор Брахими взвесил позорного пса.
— Он похудел, это хорошо. Вы его часто выгуливаете?
— Раз в день, дважды, если у меня найдутся силы.
— Отлично. Вы можете сходить с ним в лес, если представится возможность, например в Венсен-ский, ему понравится.
— Хорошая идея.
— Вы проделали фантастическую работу с этой собакой.
— В смысле?
— Он
