Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему вы… Почему вы это допустили? — закричал он на призраков.
Король протянул ему дрожащую немощную руку, пытаясь что-то сказать. Из его губ не вылетело ни звука, но Бланк понял, что это была мольба о прощении. В ярости принц рубанул ладонью воздух. Черный дым взвился и пропал. Зверьки, так похожие на Мику, брызнули врассыпную. Бланк обессиленно рухнул у горельефа. По его лицу текли слезы, но он не замечал этого, все повторяя и повторяя, как заклинание: «Почему, почему вы это допустили?»
Энай поднимался по тропинке вверх по склону. Его пустой взгляд был направлен куда-то перед собой, и Тейе показалось, что веди эта тропинка хоть в разлом, хоть в пасть чудовищу, Энай все равно бы не остановился и не свернул. Будто ничего в мире больше не осталось, будто он шел в никуда.
С вершины холма открывалась жуткая картина. Гигантская трещина все ползла и ползла к границам. Лава, потревоженная камнями у Храма, водопадом устремилась вниз, переливаясь через края разлома, опаляя землю на сотни метров вокруг. Деревушки ани, города людей — все, что попадались на ее пути, — были разорваны в клочья и охвачены огнем. Рыжее зарево повисло над Арконией.
Резким рывком Энай сорвал со своей шеи медальон в виде арконита.
— Будь проклят… — замогильным голосом сказал он. — Будь проклят тот день, когда я принял тебя!
С такой силой, словно вся его боль была заключена в этом движении, Энай швырнул медальон. Тот лишь на мгновение блеснул, отражая всполохи пожаров, и с тихим печальным звоном ударился о камень где-то в темноте.
Мужчина вдруг всхрипнул, схватившись за сердце, и пошатнулся. Но не упал — оперся о дерево, приходя в себя.
— Ненавижу, — прошептал он.
Тейя, осмелившись подобраться поближе, увидела его искаженное безутешным горем лицо.
— Пап, — дрожащим голосом позвала Тейя, зная однако, что он ее не слышит. Да и что она могла ему сказать, как утешить?
На сухой песок из его глаза упала слеза. А в следующий момент Энай окаменевшим взглядом снова смотрел сквозь ани в никуда. Он оттолкнулся от дерева и пошел — к краю вершины, шатаясь, будто раненый, и прижимая руку к груди.
— Пап! — крикнула ани, испугавшись, что тот сейчас упадет.
Но он просто пропал, будто его и не было.
— Не бойся, — как всегда неожиданно раздался голос Ийена. — Ты ведь знаешь, что он выжил. Похоже, твой друг спугнул мори.
— Мори?
— Души смертных, что остаются здесь воспоминаниями. Это и есть мори. Вы встретили их внизу.
— Эти зверьки, — догадалась Тейя и тут же спохватилась: — А Мика, она?..
— Кайна, — ответил гардант. — Она была не из них. Когда погибшие здесь поняли, какую чудовищную ошибку совершили, они раскаялись и попросили меня вернуть ее к жизни. Взамен они согласились стать воспоминаниями. Я сделал все, что смог. Но сегодня утром она сама решила стать мори. Только ее воспоминание могло показать вам, почему Сэйгерен покинул арконцев. Она хотела, чтобы вы поняли и не винили его.
— Как же так? — с ужасом спросила ани. — Что теперь с ней будет?
— Она останется в Храме, как и остальные.
— Нет! Так нельзя! Что же я скажу папе?.. — Тейя с надеждой посмотрела на Ийена. — Вы можете снова вернуть ее?
— Есть определенные правила, — ответил он.
— Кому-то надо стать мори? Я подойду? Пусть я стану мори вместо нее!
— Я думал, ты хочешь вернуться.
Тейя сразу сникла.
— Да, но… — пробормотала она и обхватила себя руками. — Это было бы нечестно. Я ведь не настоящая его дочка. И приношу только проблемы. А Мика… то есть Кайна… она всегда была лучше. И послушнее. И никогда не расстраивала его. Не то, что я…
— Думаешь, отец захотел бы обменять тебя на нее?
— Не знаю, — буркнула Тейя, смахивая выступившие слезы.
Она бы предпочла не знать этого и впредь. Глупый вопрос, кого бы он выбрал: родную дочь или околдовавшую его ани. Ответ напрашивался сам собой. Даже сейчас, когда Энай не знал, что его дочь жива, он все равно собирался оставить Тейю у ани. Разве не очевидно, что она ему больше не нужна?
— Он выполняет то, что обещал, — сказал вдруг Ийен, как будто прочитав мысли ани.
— Кому обещал?
— Тебе. Закрой глаза, я покажу тебе кое-что.
Тейя повиновалась и почувствовала, как ее лба коснулся лоб гарданта. Неясные, словно покрытые пеленой разрозненные образы складывались в одну картину.
Сгоревшая дотла деревня, прямиком из ее кошмарного сна, яркое зарево над разломом и человек на самом краю обрыва. Она тоже идет к нему: ей больше некуда идти. Там, в деревне, не осталось никого, а тут хотя бы живое существо. Но человек стоит и безучастно смотрит вниз, не замечая маленькую ани. Только когда она подходит к нему вплотную, заглядывает в лицо, он поворачивается и смотрит на нее жутким пустым взглядом. Тейя пугается и чуть не падает в пропасть, человек успевает схватить ее за шкирку. Он поднимает ее высоко над землей, на уровень своего лица и грозно выговаривает ей что-то, ругается. Слушать его трудно: из всех произнесенных им слов она понимает только «нельзя», еще и его изувеченный глаз отвлекает на себя внимание. Наконец, человек ставит ее на землю и отталкивает от края, потом громко хлопает в ладоши. «Иди отсюда» ани тоже понимает. Но идти, по-прежнему, некуда, поэтому она прячется за небольшим валуном и наблюдает за человеком. А он наблюдает за ней, снова что-то говорит, спрашивает «где». Она бы и ответила, где, но не знает. А о том, что здесь был пожар, говорить не хочет: вдруг будет ругать? Человек, осмотревшись и покричав в сторону пепелища, которое когда-то было деревней, присаживается и подзывает ее к себе. «Не бойся», — говорит он. — «Иди сюда». Тейя не привыкла доверять незнакомцам, которые то сердито гонят ее прочь, то ласково зовут к себе, поэтому не спешит слушаться. Но тут рядом с ней появляется такое страшное чудовище, что она сломя голову бросается к человеку и, подхваченная его руками, пытается куда-нибудь спрятать голову. «Тихо, не бойся», — успокаивает ее человек и кладет ладонь ей на лоб, прикрывая глаза. Теперь не страшно. Потом они начинают ругаться. Точнее, ругается человек. А чудовище тихо отвечает ему серебристым