— Что он хотел? — казалось, вертолетчик встретился с любимой женщиной, мне чудилось, что я даже со спины вижу, как он улыбается.

— Предлагал сдаться в плен.

— И что?

— Собираюсь послать, но постараюсь сделать это поближе к границе.

— И что, никаких компромиссов? — видимо, Ахмед всерьез опасался неверного выбора.

— Абсолютно! — холодом моего голоса можно было заморозить Африку.

— Отлично, рафик! — с необъяснимой для меня радостью воскликнул пилот.

В микрофонах наушников затрещал голос Джона Маклейна.

— Минута прошла, — черт бы его взял с его пунктуальностью!

— Дай мне еще несколько минут, я постараюсь уговорить майора Каретникова! — С майором я, наверное, переборщил.

— Ты тянешь время… — догадавшись о моих намерениях, зло процедил Джон. — Говори ответ: да или…

Я его не дослушал.

— Нет, — это было сказано уже не в микрофон. — Ахмед, к бою!

Следующие полчаса слились для меня в сплошной калейдоскоп. Первым делом два черных «Апача» оттеснили нас в глубь афганской границы. Затем попытались вынудить к приземлению, но не спешили атаковать. Возможно, Джон опасался, что мы могли передать одну из записей кому-то третьему, и потому стремился взять нас живыми, но наш «крокодильчик» ловко ушел и вновь потянул к границе. И вот тогда все завертелось по-настоящему: грохотали пушки, вылетали и взрывались ракеты, с легким шлепком, шипя, падали вниз яркие струи тепловых ловушек. Я с Аллой и Исмаилом, выставив стволы из иллюминаторов, в первые мгновенья тоже попытались стрелять, хотя прекрасно понимали, что выстрел, сделанный ею в том кишлаке, никогда больше не повторится, но потом «Ми-24» сделал такую горку, что нас сбило с ног трупами наших же товарищей. А едва мы поднялись, сбило снова. Нас швыряло так, что пришлось сесть и уцепиться за скамейку обеими руками. В один из моментов относительного затишья я перебрался на место борттехника и нацепил на голову наушники. Как выяснилось, Джон Маклейн продолжал взывать к моему разуму, но с каждой секундой ему все труднее и труднее удавалось сохранять спокойствие. Когда «Ми-24», ведомый Ахмедом, неожиданно для преследователей развернулся к противнику носом и с подвесок советского вертолета сорвались «НАРы», увидевший это Джон завизжал как смертельно напуганный кролик. Его пронзительное «No, not that» (нет, только не это!) потонуло в скрежете раздираемого металла. «Апач» охватило пламя, при этом падал он почему-то вертикально. Но радоваться было преждевременно, боезапас кончился. Второму «американцу» удалось прижать наш «крокодил» к земле. Чтобы покончить с «Ми-24» наверняка, пилоты «Апача» подошли поближе, и Ахмед, довернув свою машину, повел ее на сближение с противником. Столкновение становилось почти неизбежностью. Пытаясь спастись от шедшего на таран «Ми-24», американские летчики слишком сильно взяли крен влево и допустили ошибку — завалившийся набок «Ан-64», зацепив лопастями верхушку неожиданно высокого бархана, грохнулся на землю. Клубы песка поднялись в воздух.

— Ура! — по-русски закричал пилот, выравнивая вертолет и беря курс на север.

«Ура!» — подумал я. Бледный, не соображающий Исмаил сидел на одном из трупов и беспрестанно тряс головой. Почти такая же бледная Алла, оторвав взгляд от пола, вперила его в меня.

— Мы живы? — Я кивнул. — Правда, живы? — Я вновь кивнул. — А американцы?

С нескрываемым удовольствием я провел ребром ладони по собственному горлу.

— Правда? — Я улыбнулся и в который раз кивнул.

— Мы летим домой. Мы вырвались! — сообщил я, чтобы окончательно развеять ее сомнения.

— Вырвались, мы вырвались! — радостно кричала Алла, едва не прыгая на скамейке.

Мы еще не успели набрать высоту. Да Ахмед, видно, и не слишком стремился это сделать. Нам сейчас важнее было двигаться вперед, а не вверх. Внизу под нами расстилалась зелено-серо-желтая полупустыня. Напуганная ревом мотора, неслась вдаль стайка джейранов. Выскочив из куста, заметалась из стороны в сторону лиса-корсак. Заяц-толай побежал и тут же испуганно присел, не зная, где искать спасенья от надвигающегося чудовища. А «Ми-24» летел дальше.

— Я почему-то была уверена, что сегодня умру, — гладя меня по голове, Алла плакала.

— Поэтому ты и сказала, что у нас всего одна ночь? — я сидел подле нее, поджав под себя ноги.

— Да, — она улыбалась.

— Теперь мы можем быть вместе?

— Да.

— Всегда?

— Всегда… — я встал перед ней на колени, обнял ее, прижал к себе.

— Любимая моя…

— Мой любимый…

Наверное, объясняться в любви среди трупов — это безумие. Но разве сама любовь не есть безумство?

Внизу из-за барханов вынырнул желтый пикап «Тойота». Ахмед и Саид слишком поздно заметили и ее, и установленную в ее кузове треногу.

— Талибы! — крикнул летчик, но уже заработал, засверкал выстрелами крупнокалиберный пулемет «ДШК». Несколько пуль тяжело ударили в корпус. Одна, врезавшись в край открытого иллюминатора, пролетев совсем рядом с нами, на излете бухнула о противоположную стену и шлепнулась вниз.

— Уф, слава богу, повезло! Мы с тобой счастливые, еще бы чуть, и в нас! — облегченно вздохнул я, представив, что могло быть, ударь пуля чуточку левее.

— Да, счастливые, — согласилась Алла, бледнея. И тут же пожаловалась: — Спину щиплет и колется. Больно…

Меня словно окатило зимним льдом.

— Где? Где, скажи? — Но Алла уже обмякла в моих руках. Я быстро расстегнул и снял с нее разгрузку.

— Помоги! — заревел я на притихшего Исмаила. На прилипшей к коже спины хлопчатобумажной ткани виднелась небольшая дырочка, вокруг которой расплывалось небольшое пятнышко крови.

«Это же ерунда! Это царапина! — убеждал я самого себя, поспешно доставая нож и разрезая материал куртки. — В первый миг мне показалось, что я прав — ранка оказалась небольшая и почти не кровоточила. Чтобы ее залепить, хватило бы бактерицидного лейкопластыря. Судя по всему, в спину Аллы угодила то ли небольшая частичка вертолетной обшивки, то ли кусок пулевой оболочки. Это ведь ерунда, всего лишь маленький кусочек, Алла просто испугалась, сейчас она придет в себя и все будет хорошо».

Но ее лицо становилось все бледнее. Я несказанно обрадовался, когда она открыла глаза.

— Коленька, любимый мой… я же говорила, нам никогда не быть больше вместе. Я знала, что сегодня умру, — сказала Алла и вновь закрыла глаза, и почти неслышно попросила: — Обними меня.

Тихий всхлип, и из ее рта потекла тоненькая струйка крови.

«Алла! Не надо, не надо, любимая, нет, нет, нет!» — молча рыдал я и, не в силах произнести ни слова, лишь прижимал к себе холодеющее тело девушки. А вертолет все летел и летел, оставляя позади благословенную и горькую афганскую землю.