Он неправильно понял слова Амели, но его реакция была лишь еще одним доказательством его любви.

— Я имела в виду, к нам домой, — поправилась она. — В наш дом, в нашу комнату, домой к тебе, Джалиль. Ты — мой дом, и где бы ты ни был, там и есть мой дом! — сказала она, глядя в его глаза.

Он снова обнял ее и начал страстно целовать. Амели чувствовала, как дрожит его тело.

— Ты ведь знаешь теперь, что я никогда не отпущу тебя, — прошептал Джалиль ей на ухо. — Ты — моя, Амели. Моя жена, моя любовь, моя жизнь, мое сердце!

Говорят, что в пустыне иногда слышится по ночам странный звук: то ли плач, то ли стон, то ли зов. Старики рассказывают, что это призрак старого алхимика и колдуна, который в незапамятные времена проклял кого-то, да и сам пострадал от этого проклятия. Вот и бродит его неприкаянная душа под холодным, неумолимым светом луны, и жаждет освобождения!

Однажды ночью, когда губы пустыни сомкнуло молчание, случилось то, чего не увидело ни одно живое существо, лишь звезды и луна были свидетелями происходящего. На гребне бархана появились три призрака: один был похож на старика в черном, как сама ночь, бурнусе, другой — на прекрасную молодую девушку, чьи перевитые жемчугом косы полоскались на неведомом ветру, третий — на молодого рыцаря, у которого на доспехах белел знак Святого Грааля.

Старик умоляюще посмотрел на двоих, стоящих перед ним.

— Прощен, — произнесли полупрозрачные губы девушки.

— Прощен, — повторил юноша.

— Свободны, — произнес старик.

И ликующие лучи восходящего солнца осветили их растворяющиеся в вышине фигуры.

— Свободны, свободны! — понеслось эхо на все четыре стороны света.

Нет больше в старой пустыне призраков, никто больше не стонет, не вздыхает, не пугает заблудившихся путников. Остались лишь луна да шорох ветра…