может быть чувство власти, вызывающее привыкание и такое чертовски сладкое.

— Черт! — Он вырвался и схватил меня за щеку, сильно сжав ее, и посмотрел вниз. — Ты просто не можешь, блядь, подчиниться мне, да?

Я не могла ответить. Мои губы сжались, когда его пальцы впились в мою плоть, боль отдавалась в челюсти. Но я смотрела на него из-под ресниц, чтобы он видел, что я не жалею о том, что бросила ему вызов. Более того, я бросила ему вызов одним лишь взглядом. Один-единственный взгляд блестящих радужных глаз. Сапфирово-синие и изумрудно-зеленые. Бой развратной тьмы.

— Я должен позволить тебе и дальше сосать мой член и выпустить свою сперму тебе в глотку, а потом оставить тебя здесь, связанную и неудовлетворенную. — Он переместился ниже, и от мягкого прикосновения его бедер к моим бокам по позвоночнику побежали мурашки. — Я должен оставить тебя здесь без траха. — Он рывком отпустил мою щеку, и по чувствительной плоти разлилось раскаленное тепло. Затем он выпрямился, и я задохнулась, почувствовав, как его член уперся в мой вход. Он крутанул бедрами и проскользнул внутрь меня, но всего на дюйм. — Но, наверное, худшее наказание, которое я мог бы тебе сейчас назначить, это продолжать дразнить тебя.

— Пожалуйста, не надо. — В уголках моих глаз заблестели слезы, агония стала слишком изнурительной, чтобы ее терпеть. — Пожалуйста, не делай этого со мной. — Слеза скатилась по моему лицу, боль отдавалась в каждом уголке моего тела.

Он вытер слезу подушечкой большого пальца и поднес ее ко рту.

— Ничто так не сладко, как женская агония.

Я закрыла глаза, мое тело обессилело, даже не найдя кульминации, которой оно жаждало несколько часов.

— Остановись. Пожалуйста.

— Посмотри на меня, Мила.

В моих жилах не было достаточно сил, чтобы открыть глаза.

Нежная рука обхватила мою щеку.

— Посмотри на меня.

Мне удалось поднять на него глаза: все темные и жесткие черты его лица исчезли, сменившись тем, чего я никогда раньше у него не видела.

— Теперь ты знаешь, что я чувствую из-за тебя.

— Что? — Мой голос был просто шепотом.

— Вот что ты делаешь со мной. — Он наклонился и толкнулся вперед и в меня. — Ты доводишь меня до края. — Он надавил еще немного. — Ты заставляешь меня чувствовать себя слабым, потому что я не могу, блядь, контролировать тебя. — Я стонала, пока он заполнял меня, погружаясь в меня до самого основания. — Я не могу защитить то, что не могу контролировать.

Его слова врезались в мою грудь, как шарик для признаний. В его глазах, в нежных голубых волнах, не осталось и следа от привычного мне гнева и жестокости.

— Теперь ты понимаешь, Мила? — Он отпрянул назад, полностью выскользнув из меня. — Скажи мне, что ты понимаешь.

Еще больше слез хлынуло из моей души и потекло по лицу. Я кивнула.

— Понимаю.

На этот раз он снова погрузился в меня, ударив по центру моего ядра, и я, сжав кулаки, потянула за ограничители.

— Больше не надо, Мила. — Он оставался неподвижным внутри меня. — Больше не надо. — Это было видно по его глазам. Уязвимое отчаяние, которое такой мужчина, как он, не должен показывать или чувствовать. В его жилах текла слишком большая сила, чтобы он мог поддаться слабости. Святой должен был править железным кулаком. Диктовать. Контролировать.

Безжалостный, бессердечный, властный мужчина, в которого я безнадежно влюбилась.

— Больше не буду, — прошептала я, и он скрепил наше молчаливое обещание поцелуем, проникающим до самых глубин моей души. Наши языки танцевали, проникая в каждый уголок рта, а его толчки становились все сильнее, жестче, отчаяннее, когда он раскачивал нас обоих до крещендо, которого мы так жаждали.

Его тело двигалось. Его спина выгнулась. Его член вдалбливался. Снова и снова мое тело становилось его телом, подстраиваясь под него. Наше дыхание смешалось, и стоны вырывались в унисон.

— Кончи для меня, Мила.

Я не знала этого, но, когда он произнес эти слова, мое тело разлетелось на миллиард осколков, словно ждало этих слов, ждало его приказа, его разрешения разлететься на куски. Наслаждение хлынуло по моим венам, и атласные ограничители натянулись, когда все мое тело забилось в конвульсиях от кульминации, пронесшейся сквозь меня подобно неистовому урагану. Волны разбивались о каждую косточку, и сердцевина моего тела задрожала, когда апогей вырвал из моих легких громкий крик.

— Святой.

— Я держу тебя, Мила, — ворковал он, когда оргазм пронесся по моему телу. — Я держу тебя.

Он продолжал двигаться во мне, зарылся лицом в мою шею и застонал, когда я почувствовала, как его член задрожал, изливая в меня свое наслаждение.

Его тело обмякло на мне, и все мои конечности онемели от изнеможения.

Я глубоко вздохнула.

— Больше не надо, Святой. Не надо. Больше.

16. МИЛА

Измученная и опьяненная потоком эндорфинов, я сползла на бок, как только Святой развязал меня. Остатки удовольствия все еще сохранялись в моих костях, мой разум был спокоен, как будто с плеч сняли весь груз, который я когда-либо носила на себе. Тьма исчезла. Всепоглощающая потребность в освобождении была удовлетворена и успокоена. Я слышала его тяжелые шаги по комнате, но не могла собрать достаточно сил, чтобы открыть глаза. Он натянул на меня атласную простыню, и я глубже вжалась в подушку.

— Святой?

— Да, Мила.

— Который час?

Матрас прогнулся, когда Сэйнт забрался ко мне в постель.

— Уже почти полночь.

— У меня еще есть время задать второй вопрос.

— Еще есть. — В его голосе послышалось веселье.

Я повернулась на матрасе лицом к нему. Он лежал на стопке подушек, закинув руку за голову, и смотрел перед собой.

— Тебя окружает все это богатство, но я не знаю, чем именно ты занимаешься.

Он посмотрел на меня сверху вниз.

— Я бизнесмен.

— Эту часть я знаю, но что за бизнес?

Сэйнт повернулся на бок, наши глаза выровнялись, а лица оказались на расстоянии дюйма друг от друга.

— Я не собираюсь отвечать на этот вопрос, Мила. Я знаю, что обещал отвечать на твои вопросы правдиво, но это тот ответ, который я не могу тебе дать.

— Почему? — Прошептала я.

— Я не хороший человек, Мила. Я никогда не утверждал и не притворялся, что это не так. — Он протянул руку и нежно провел пальцем по моей щеке. — Я злодей в этой истории, дьявол в том мире, в который я тебя втянул. Но каким-то образом, где-то на повороте, ты сделала меня мужем, который готов на все, чтобы защитить свою жену.

Мое сердце заколотилось,