– Зачем тебе это нужно?

Неужели она не понимает, что покрытие – билет в один конец. Между ними много лет назад случилось одно незавершенное, и, видимо, этого хватило, чтобы Лея принимала эмоции за чувство любви. Хотя она столько лет была рядом. Он не мог вспомнить ситуации, когда бы она реагировала как-то иначе. Она была максимально покладистой, уступчивой, практически боготворящей его.

–Я, – она сглотнула, набираясь сил. – Люблю вас.

Посмотрела ему в глаза пристально, срываясь на взволнованный повышенный тон.

– Люблю больше жизни. Я знаю, что это опасно из-за цветка. Из-за того, что вы…

Она переминалась с ноги на ногу, стараясь держаться прямо, увереннее. Пока сидевший напротив нее мужчина с удивлением осознавал услышанное.

– Знаешь и все равно хочешь?

– Я ничего не значу для вас. А вы для меня все. Мне некуда идти. Никто не ждет. У меня есть только вы. Пожалуйста, не прогоняйте, дайте то, что я прошу! Это все, все, что я хочу.

– Лея, ты умрешь.

– Я готова. Не хочу другого.

Эта странная просьба, желание самоубийцы, была выгодна Велигору. Без покрытия, без женской Ци, последние дни разрывали его тело сплошной болью. Требовался обмен. Требовался Инь. Ему требовалось больше времени.

– Хорошо. Я выполню твою просьбу.

Казалось, Лея не поверила. Уставилась на него ошеломленно, затем заулыбалась. Хлюпая носом, торопливо бросилась в хозяйскую спальню.

Когда Велигор вошел в комнату, она лежала на кровати. Ее кожа все так же была прекрасной, волосы роскошны, только формы давно вызрели, округлились в очертаниях, приобретя соблазнительную завершенность.

Он разделся и лег на нее. В теле откликнулась удовлетворенность от привычных движений, от облегчения внутренних и физических страданий.

– Готова?

Она кивнула. Арктик вытянул руку вдоль ее рук, прикоснулся к запястьям. Велигор покрывал жадно. Забирая Ци, он отдавал свою. Лея, окунувшаяся в красный багровый мир, сладостно стонала под ним. Она звучала протяжной скрипкой, вытекая предписанным путем в мерном порядке. И ей впервые за долгое время было несказанно хорошо.

Затем протяжность стонов изменилась. Они приобрели резкие интонации, страдальческие ноты, выдавая суровый трепет предсмертной волны. Цветок силы убивал ее, отдавал яд. Снимал тяжелые похмельные синдромы с носителя и доставлял Велигору ответную боль. Стон перешел в грызущий плачь. Лея забилась под ним в агонии, заметалась в верном ритме смертельного часа. Испустила дух.

Тогда Велигор слез с нее. Скатился, ощущая мучительную скорбь, смешанную с облегчением. Дорогая цена. Очень высокая. За ту мечту, что он носил в себе, мучился от каждодневного жара в крови, от внутреннего огня истребления. Он заплатил ее, не колеблясь. И если потребуется, заплатит вновь.

Она

Смерть Леи отразилась на всех. Я знала, что Велигор покрыл ее, и также знала, что она сама об этом его попросила. В день, когда таухуа объявили, что они скоро вернутся домой, во дворце стоял рев. Девушки ревели от разлуки. Новенькие от облегчения. Только мы с Леей молча наблюдали за великим плачем без слов.

У каждой из нас было, о чем подумать. Решение говорило о том, что все однозначно плохо. Она пришла в мои апартаменты, когда я читала и нависла надо мной подобно фурии, не зная с чего начать.

– Ты должна ему помочь!

Прямо-таки должна, да еще и помочь?

– Лея, уходи. И больше не являйся ко мне без стука. Пока не уедешь отсюда.

– Я не собираюсь уезжать. Это ты мечтаешь о свободе. А мне она не нужна. Здесь лучшее место в мире. И ты знаешь, что он самый лучший. Такого поискать еще.

– Хорошо, – я вздохнула. – Тогда уйду я.

– Нет, сиди, – она преградила путь.

– Лея, что ты делаешь?

– Я пытаюсь поговорить с тобой.

– О чем же?

– Ему плохо. Ты не замечаешь, как он выглядит? Как ведет себя? Ждешь, как стервятница, пока ему совсем сплохеет?

– Не тебе меня судить!

– Скажи, ты хоть раз к нему что-нибудь чувствовала? Ты с ним столько времени, как кто?

Я отложила книгу, приходя в недовольство от обвинений, от поведения.

– Тебя это не касается. Но если любопытно, как таухуа. Как человек, у которого нет выбора.

– Вот об этом я и говорю. Ты конченая эгоистка.

– Мне все равно, что ты думаешь. Ты не на моем месте.

– Ошибаешься.

– Нет, Лея, ты не знаешь, что такое покрытие. Это сумасшествие. Зависимость. И у тебя этого нет. Ты никогда не понимала ни одну из нас.

– Он любит тебя!

– Он хищник! И никого не любит.

Здесь я покривила душой, я знала, что он любил. По крайней мере, Тейю любил. Я чувствовала эмоции в воспоминаниях. Велигор способен не только на жестокие поступки, но и на сильные чувства.

– Если бы так, он бы покрыл тебя снова, и ты взяла бы цветок.

– А может быть это вопрос времени? Я пленница без прав, как и ты. Уезжай, пока клетка приоткрылась. Живи, так как я только мечтаю. Если бы у меня был выбор…

–Ты бы уехала. А как же он? Он живой.

– Уходи, прошу. Он не человек и не такой, как мы. Бессмысленный разговор.

Она выпрямилась. Посмотрела свысока.

– А знаешь, я поверила, что ты любишь. Ведь если бы не любила, то вряд ли так быстро катилась вниз.

Я промолчала. Не буду же я признаваться, что она права. Но Велигор рано или поздно сломается от воздержания, и тогда он либо сорвется на мне, либо что? Умрет? Прервет путь. Стоит ли ждать бури? Я думала подождать, повременить.

На следующий вечер я пришла в апартаменты мамы. Села рядом с ней, обняла.

– Почти все уехали, – начала я.

– Странно, как он не отдал их другим.

– Дело чести. Свое никому. Ты же понимаешь.

– Они не сильно отличаются от наших.

– Скажи, а ты скучаешь по папе?

– Он предал нас.

– И никогда больше не влюблялась?

Она улыбнулась. Ранее я никогда ее не спрашивала о других.

– Один раз. Помнишь, мы жили в Лхасе, к нам заходил один.

Я улыбнулась. Я помнила того гэцула. Именно он поставил решетку на мое сердце.

– Он все там же?

– Думаю, да.

– Если бы он нас отпустил, ты бы уехала к нему? Или поехала в другое место?

– Я бы уехала с тобой в Австралию, подальше от них. А ты?

– Больше не знаю, мам. Мне кажется, что я уже больше никуда не хочу.