Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я обдумала все им сказанное и, наконец, спросила:
— Что мне сделать, чтобы он стал ближе ко мне? То есть, вот же он, прямо здесь, держит мою руку.
— Ты из линии Жан-Клода, ну, или твоя сила. А это значит, что вожделение — то, чем ты для этого можешь воспользоваться.
Я посмотрела на него.
— Что за взгляд, Анита? У тебя раньше бывал секс с Дамианом, и он достаточно красив для мужчины. Почему ты от него так шарахаешься?
— Я обещала Кардинал и Дамиану, что буду уважать их моногамию.
— Она забрала вещи, Анита. Думаю, между ними все кончено, — сказал Бобби Ли.
Я покачала головой:
— Кардинал определенно королева драмы, девушка крайностей.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Дамиан.
— То, что я не буду отбрасывать вариант, что она съехала, чтобы посмотреть, как сильно ты ее любишь.
— То есть, посмотреть, как сильно я буду по ней скучать.
— Что-то вроде того.
Он покачал головой.
— Я провел века, пресмыкаясь перед Той-Что-Меня-Создала. Я не желаю это повторять, — он указал на комнату, выглядевшую так, словно она принадлежала не ему, а кому-то другому. — А перед Кардинал я пресмыкался уже достаточно.
— Если отношения завершены, то обещание чтить их моногамию тоже не имеет силы, — подал голос Каазим.
— Я чувствовала, как сильно ты ее любишь, — сказала я.
— Ты держишь мою руку. Я уберу щиты. Ты сможешь точно узнать, что я чувствую.
— Если ты сейчас опустишь щиты, я тоже это почувствую, — откликнулся Натэниэл.
— Я знаю, — подтвердил Дамиан.
— Почему ты хочешь, чтобы я знала, что ты чувствуешь к Кардинал? — спросила я.
— Почему ты так нервничаешь, Анита? — спросил Каазим.
— Не знаю.
— Если ты меня не хочешь, то это твое право, — Дамиан отодвинулся от моей руки и разорвал с нами физический контакт. Он все еще был покрыт собственной подсыхающей кровью, как массовка из фильма ужасов. Наверное, мы все трое так выглядели.
— Дело не в том, что я не хочу тебя, Дамиан. Ты прекрасен.
— Так почему ты сомневаешься? — спросил Каазим.
— А вот это не твое дело.
— Когда ты просила о моей помощи, было мое.
— Что ж, спасибо тебе, а теперь отвали.
— Ты уничтожила нашу королеву, Анита. Ты завершила то, что было нашим способом жизни и смыслом нашего существования. Теперь ты наша темная королева, а Жан-Клод наш король. Мы твои телохранители. Как же твое благополучие может не быть нашим делом?
Когда он повернул это таким образом, стало трудно вести себя с ним по-сучьи, но мне этого хотелось.
— А как то, с кем у меня секс, может быть твоим делом?
— Если бы ты происходила от линии, питающейся насилием, я бы сказал тебе причинить ему боль. Если бы от линии страха — запугать его. Зла — выплеснуть на него гнев. Но основа твоей силы — вожделение.
— Я могу питаться гневом, — напомнила я.
— Тогда разозли его, свяжи его с собой воплями ярости. Возможно, ударь его. Так из него ты получишь больше пищи.
— Если для тебя это одно и то же, я бы лучше выбрал секс, — возразил Дамиан.
— Я голосую за секс, — добавил Натэниэл. Я подождала, что Дамиан запротестует против секса, включающего нас всех троих, но он просто смотрел на меня.
— Анита, — окликнул меня Бобби Ли. — Почему ты ведешь себя так странно?
— Я не думаю, что уклонение от добавления еще одного имени в список моих постоянных любовников странно. Думаю, я уже превысила лимит тех, кому могу уделить достаточно внимания.
— Если это все, что тебя беспокоит, Анита, то я взрослый вампир. Я не жду сердечек и цветов, — Дамиан посмотрел на декор комнаты и добавил: — Думаю, у меня на самом деле уже достаточно цветов.
— Я тебе не верю.
Он предложил руку:
— Дотронься до меня, опусти щиты, и я докажу тебе.
— Анита, просто прикоснись к нему, и мы узнаем, что он чувствует на самом деле. Не нужно обещаний, не нужно гарантий, просто дотронься, — попросил Натэниэл почти мне в щеку, притянув меня ближе.
Я вздохнула и потянулась к Дамиану. Его рука была странно теплой для того, кто потерял так много крови и пока не питался. Мы соединили руки, глядя друг другу в глаза, и опустили щиты. Натэниэл держался за меня, но не сделал ничего, чтобы коснуться вампира.
Я старалась не почувствовать ничего лишнего, но у Дамиана было множество чувств. Печаль, усталость, злость, смущение, но в основном усталость. Кардинал сделала многое из того, что делают крайне ревнивые люди; она измучила его, измучила его эмоционально. Я попыталась ощутить ту любовь, которую я уловила несколько часов назад в его офисе, но не нашла. И что это значило? Что она не была настоящей, или что Кардинал израсходовала ее до остатка, как будто любовь была стаканом, который двое наполняют любовью, лаской, радостью, сексом, всеми теми вещами, что превращают двоих в пару, а когда он наполнен, то можно его осушить с помощью бессердечия, горя, боли, ревности и злости.
— Как мне жаль, Дамиан, — сказала я наконец.
— Нам очень жаль, — поправил Натэниэл.
— Я чувствую себя измотанным. Я больше так не могу, — ответил он.
— Не можешь чего?
— Чтобы мы с Кардинал были вместе.
— Ты чувствуешь, что все кончено.
— Думаю, да, — кивнул он.
— Ладно, теперь давайте отмоемся.
Мы все еще были связаны эмоционально, так что я почувствовала вспышку надежды, а под ней — сильное желание. Его нужда в сексе со мной была такой сильной, что на секунду у меня перехватило дыхание. Я вернула щиты на место, и внезапно мы просто держались за руки. Это было приятно, но не было той интимности, что секунду назад.
Тело Натэниэла дернулось позади меня, как будто мои встающие щиты ранили его.
— С тобой все хорошо? — спросила я.
— В следующий раз, когда мы будем связаны, предупреждай меня, прежде чем так поступать, Анита. Это пиздец как больно.
— Прости. Я не хотела никому причинять боль.
— Прости, что ты почувствовала мою нужду и чувствуешь себя неловко, — сказал Дамиан, попытавшись забрать у меня свою руку.
Я удержала ее и ответила:
— Эмоции немного сильноваты, но все нормально, ты имеешь право чувствовать, что чувствуешь.
— Это не отпугнуло тебя?
— Каждому нравится быть желанным, и наша метафизика значит, что мы связаны таким образом, чтобы желать друг друга. Как сказал Каазим, вожделение —
