появились перед дотами полуголые, мокрые, в трусах и майках, вопя во всю глотку, — настоящие молодые дикари, и принялись стрелять в упор из ручных пулеметов. Другие, переплывшие реку накануне в сумерках, вынырнули по этому сигналу из прибрежного тростника, где они долго просидели в ожидании, и, выкрикивая слова песни, ринулись на доты. Это были небольшие укрепления, «барбейраки», с одной только фронтальной амбразурой, с маленькой пушкой или пулеметом.

Немецкий батальон занял Доншери.

Наблюдателям все это было плохо видно — такую тучу пыли подняли многочасовые бомбежки вдоль берегов Мааса.

Время — четыре часа дня.

* * *

Четыре часа дня… Во двор замка Геккеров стремительно въехала машина. Из нее выскочил Ламиран. — Это что такое? Вы еще здесь? Видали что-нибудь подобное! — У нас же нет приказа! — Ладно, мешкать нечего, — сказал дивизионный врач. — Немцы в двух километрах, бои идут в городе.

Так вот оно что! Вот куда бьет 75-миллиметровка Кормейля… А утром было так тихо… И не единого самолета ни с той, ни с другой стороны… Все всполошились. Окрики, распоряжения, беготня. Разбирают тележки с носилками, на которых перетаскивали раненых от ворот до оранжереи, где их оперировал Фенестр, но война принимает такой оборот, что эти штуки теперь вряд ли понадобятся. А их набралась полная пятитонка! Свистки. Ребята стремглав мчатся вниз по лестнице. Будьте покойны, никто не замешкается. Все слышали слова дивизионного врача, их повторяют: немцы в двух километрах…

— Подумаешь, что тут такого! — храбрится Алэн.

— Тебе объяснят на досуге, — отвечает Жонет.

Машины тронулись. Только тут многие вспомнили: — А как же Монсэ? — Солдаты беспокоились о Монсэ. Сорбен, тот, понятно, думал о Партюрье.

Алэн ехал в машине Манака, которую не отослали на медпункт Партюрье. Бретонец ворчал, беспокоясь за Рауля. — Только этого недоставало… — Ну да, на Монсэ тебе плевать, — вставил Алэн. — А тебе плевать на Рауля. — Оба замолчали. Они ехали по дороге, проложенной по краю плато. Отсюда была видна вся местность вплоть до Жамблу… Они не говорили ни слова. Оба понимали, что хоть забота у них в сущности одна, но это различие — Монсэ и Рауль — дело серьезное, не случайное… В конце концов Алэн все-таки сказал: — Знаешь, если бы что — Рауля мне тоже было бы жалко. — Манак усмехнулся, не отрываясь от руля. Малый, в общем, не плохой. Но какое же это безобразие, если наших попросту бросили.

* * *

Четыре часа дня… Генерал Альтмейер[575], занимающий позиции позади Намюра, на правом фланге 1-й армии, получил из штаба генерала Бланшара сообщение, в котором туманно говорилось о неприятных событиях в секторе 9-й армии. А между тем утром сосед Альтмейера из 9-й армии, генерал Буффе, вернувшись от «Аристотеля», передал ему весьма утешительные сведения, в которых не было даже намека на что-либо угрожающее. Альтмейер встревожился сообщением из штаба Бланшара и снова обратился к Буффе: в самом деле, судя по последним данным, положение осложняется. Ввиду этого Альтмейер решил прикрыться с южного фланга отрядом, который должен переправиться на тот берег, у слияния Мааса и Самбры; связь между 1-й и 9-й армиями становится ненадежной, она явно под угрозой.

* * *

Четыре часа дня… или немногим больше. Рауль Бланшар привез очередную партию раненых во Флерюс. Он попал туда в тот момент, когда эвакопункт снимался с места. Ему пришлось порядком поспорить, чтобы у него соблаговолили принять его живой груз. Машины уже стояли у ворот, какой-то офицер административной службы заявил, что санитарная машина должна ехать прямо в Монс. Рауль отбивался, как мог: я еду с передового медпункта, меня ждут, что это вам — шутки, что ли? Там идет бой! Дайте мне хоть горючего. Но разве выжмешь горючее из такой интендантской крысы! Рауль повысил голос. Крыса была с двумя галунами, она возмутилась наглостью водителя, пригрозила военным судом. Раненые ранеными, а забываться нельзя!

Напротив бывшего госпиталя остановился танк, вылезший из него офицер подоспел на помощь своему коллеге и тоже накинулся было на Рауля. Но узнав, в чем дело, пошел посмотреть на раненых, увидел, в каком они состоянии, и сразу же взял сторону водителя. Ладно уж, заберем ваших раненых. Сколько их? Шестеро? На такую машину, как ваша, полагается не больше четырех… Он добавил что-то еще в том же духе.

Правду сказать, у Рауля хватило бы горючего, чтобы доехать до дивсанотряда; памятуя опыт 10 мая, он не упускал случая пополнить запас, а дорогой ему встретилась автоцистерна с покладистым водителем. Что и говорить — дело незаконное, но надо же как-то выходить из положения. Объяснив все это офицеру-танкисту, Рауль поблагодарил его. Тот стал расспрашивать, каково положение «на фронте». Вот уж неподходящее название! Но соединение этого офицера только что прибыло из «глубокого тыла» — тоже сомнительное определение — из Сюиппа. Это была бронетанковая дивизия, которая перегруппировалась здесь, западнее Шарлеруа, чтобы поступить в резерв армии.

Досаднее всего, что во Флерюсе Рауль зря потерял около двух часов. Обратно он решил ехать той же дорогой — карты у него не было, значит надо придерживаться того чертежа, который Партюрье набросал ему на клочке бумаги. Отсюда до медпункта было километров пятьдесят. При таких дорогах засветло ему никак не добраться. Рауль показал офицеру-танкисту бумажонку с чертежом Партюрье — нельзя же очертя голову пускаться в путь… А вдруг войска переместились?.. Танкист посоветовал ему остановиться на КП бронетанковой дивизии в Ламбюзаре, вот тут, видите, от Флерюса по прямой, а потом свернете влево на восток… У генерала Брюно[576] вам всё скажут, кстати, это вам по пути.

В Ламбюзаре ничего не знали. И у Брюно как раз шло совещание. Генерал Эйм приехал к нему, как к командиру крупных подкреплений, с требованием послать их на следующую ночь в помощь частям, держащим оборону на Диле… На командном пункте все было вверх дном и никто не хотел давать справки водителю санитарной машины, который интересовался расположением легких мотодивизий. Что если ты, голубчик, из пятой колонны, а санитарную машину попросту где-то свистнул?

Хватит, довольно проваландался. Рауль решил ехать наугад.

* * *

На левом фланге армии Хюнцигера бомбежка не утихала. Пока все новые части переправлялись через Маас, над ними, над Седаном и позади него небо было черно от крыльев немецких самолетов… А ведь выше крыльев небо такое синее… Ваделэнкур, к югу от