армии… Совершенно ясно, что у него были сведения и что сведения эти он мог получить только от Бийотта. Однако мы знаем: генерал Бийотт уже с тринадцати часов был в курсе того, чтò творится на острове Гу, и около шестнадцати он был в Шимэ у Корапа, который, несомненно, сообщил ему дополнительные сведения, если не о наступлении на Седан, то уж, во всяком случае, о форсировании Мааса у Монтерме. Неужели же Бийотт, известный неукоснительным выполнением стратегических планов высшего командования, не доложил своему начальнику того, что сообщил Альтмейepy? Ну, разумеется, доложил. Жорж знал, как обстояли дела вечером 13 мая. Он отдал распоряжение подтянуть дивизии во второй эшелон Корапа, чтобы оказать поддержку армии Бланшара и послать в помощь Хюнцигеру резервную дивизию генерала Тушона[580]. Хоть этому и трудно поверить, но сведения о последних событиях не вышли за пределы Ла-Ферте… и командующий Северо-восточным фронтом долго раздумывал, в какой форме преподнести их главнокомандующему, но у Гамелена и Дарлана была одна забота — остров Вальхерен…

Наконец Жорж сообщил Хюнцигеру, что, по согласованию с Гамеленом, он направляет его в помощь Бийотту. Но приказы идут не быстрее донесений. Приказ был передан только на следующий день. Потребовалось три дня после разговора с главнокомандующим, чтобы сообщить из Ла-Ферте в Сенюк (Арденны), что командующему 2-й армией незачем зря терять время, пытаясь связаться с Валансьеном. А также и с Шимэ, откуда не поступало никаких сообщений от майора Бенедетти, выехавшего туда под вечер…

* * *

Войска движутся на передовую и в тыл, пути их скрещиваются в наступающей тьме. Рауль торопится. Может быть, на медпункте у Партюрье ожидают раненые. И если теперь их придется отвозить в Монс…

У Рауля какое-то смутное ощущение, что дорога не совсем безопасна. К тому же, в случае чего, ему нельзя будет сослаться на Женевскую конвенцию: у него в машине два пистолета и ручной пулемет. Оружие оставили раненые, подошедшие в последнюю минуту, когда он уже уезжал, и прихватившие с поля боя свое солдатское добро. Спасибо еще, что во Флерюсе у него приняли людей, — об оружии в госпитале и слушать не захотели: ведь тогда пришлось бы распаковывать канцелярию, разыскивать регистрационные книги, составлять акт… Уже отъехав, Рауль узнал на одном посту, что легкая моторизованная дивизия все еще держится на юге Мааса, на подступах к Юи… Само название Юи мало что говорило Раулю, но если Маас на юге еще в наших руках, так чего же тогда ему наплели во Флерюсе о просачивании противника. А тут… вот дьявол!.. начало чихать в карбюраторе… чорт знает, какой бензин… одна свеча никуда не годится… А сменить негде. Рауль продолжал путь, только зря потеряв время; быстро не поедешь, мотор захлебывается… А рассчитывать на ремонтную мастерскую в этих местах не приходится.

Вдруг, не доезжая немного до боковой дороги, отходившей вправо, Рауль инстинктивно затормозил, как это часто случается с шоферами: и во-время — на дорогу вышла темная махина, пересекла шоссе и исчезла по левую сторону, продолжая свой путь… за ней другая… откуда эти танки? Они как будто не заметили Рауля… один за другим пересекают дорогу… что-то больно быстро для танков… Вдруг он понял: боши! Незачем ждать, пока заметят. Он переключает скорость, рывок вперед, шоссе здесь делает поворот.

В тот момент, когда он пересекал боковую дорогу, что-то просвистело над машиной и ударилось в дерево неподалеку. Он не стал раздумывать, не стал оглядываться и прибавил газу. Он не замедлил ход и после поворота. Смешней всего, что свеча как будто образумилась. Не иначе как машина испугалась… Да, но если там остались наши, их надо предупредить. Разведчики из пехотной дивизии не зря говорили о просачивании. Он въехал в покинутую деревню. Ни единой души. Деревушка какая-то опереточная, как, впрочем, и большинство бельгийских деревушек. Уже почти стемнело. Рауль проголодался. Обычно в каждом доме после ухода хозяев оставалась какая-нибудь еда… Он затормозил перед домом с парниками, около небольшой рощицы. Дверь открыта… Верно, это чья-то дача. Наверху, должно быть, две-три комнаты; внизу только одна, но очень большая, рядом — кухня и все остальное. Рауль чиркнул зажигалкой. Обставлено уютно, нарядно. Один за другим выступают из темноты предметы. Вот на стене в черной с золотом рамке фотография женщины. Вот газовая плитка…

— Забрался в чужой дом, как вор…

Рауль сказал это вслух. Собственный голос прозвучал как-то странно. Ему казалось, что вот-вот кто-нибудь отзовется, как это бывает в книгах. Но все кончилось очень прозаично: в шкафу оказалась коробка сардин и початая колбаса… Хлеба нет, но сойдет и так.

При выезде из деревни — было уже совсем темно — в него опять стреляли. Но сейчас же выяснилось, что по ошибке: стреляли отступавшие моторизованные подразделении. По правде говоря, никакой моторизации здесь не было и в помине. Уходили на своих на двоих. Рауль объяснил им, где он наткнулся на танки бошей. У офицера была карта: где? На этой или вот на этой дороге? Пойди разберись!

— А ты куда свою машину гонишь?

Рауль показал ему на карте деревню. А разве медпункт еще там? Насколько он понимает, вторая мотодивизия — ведь здесь они находятся как раз на стыке обеих мотодивизий — должна была отступить еще раньше них. Только сейчас уже совсем темно, и во всяком случае лучше ему назад на пункт не возвращаться, потому что удар врага направлен на Жамблу… вот видишь…

Рауль ничего не видел. А что, если Партюрье рассчитывает на него, чтоб выбраться, и Монсэ и все остальные тоже? Он поехал на северо-восток.

Дальше по дороге стали попадаться люди. В темноте их нельзя было разглядеть, но чувствовалось, что их много. Женщины, дети. С колясочками, с узлами. Они угрюмо молчали. Едва тащились. Рауль остановился, придумал какой-то предлог, заговорил с ними. Просто ужасно, как напуганы люди. Рауль отдал одной старухе остаток колбасы, которую нашел там, на даче. Это развязало языки. Его стали спрашивать, есть ли впереди войска… Рауль посоветовал им сойти с дороги и добираться до Жамблу лесом. Ночью в этом для них спасение. Бои идут сейчас, конечно, только на дорогах… Беженцы слушали, но было ясно, что советам его не последуют. Тут же стояла и девчушка с длинными льняными косами, перевязанными красной выцветшей ленточкой… Рауль охотно взял бы ее в машину… но эго не разрешается, и как быть с матерью… Он тронулся дальше.

И Рауля вдруг охватила глубокая жалость к несчастному бельгийскому народу.