— Как это случилось? — спросила Каролина.

— Ее ударила лошадь. — Миссис Бингхэм даже помолодела, принеся в очередной раз дурные вести. — От нарыва в нижней челюсти у нее стали сыпаться зубы…

— Бедная девушка, — отозвался Блэз. Он никогда не встречал мисс Рузвельт, но слышал, что она умна и стремится к бурной светской жизни повсюду, кроме вашингтонского захолустья. Ее трудно было винить. От нечего делать он даже подумал, не жениться ли ему на ней. Говорят, что она хороша собой. Но мысль о вставной челюсти, которую ей теперь придется носить, перечеркнула фантазии о свадьбе в Белом доме.

Каролина помогала хозяйке встречать прибывающих гостей, а Блэза увела одна из эпгаровских дам, «ваша многоюродная кузина», представилась она. Эти Эпгары тщательно отслеживали своих многочисленных кузин и кузенов. Пытаясь завязать разговор, Блэз оглядел комнату, полную хрусталя и старомодной черной мебели с волосяными подушками, и попытался установить, кто есть кто среди политических деятелей; это ему не удалось. Но он мог сказать, кто из присутствующих является политиком — ключом тут была черная униформа в виде длиннополого сюртука, не говоря уже о неизбежных крупном рте и широкой груди, столь необходимых для произнесения речей перед огромными толпами. Столько оперных теноров, подумал он, под маской проповедников. Он заметил, что Каролина здесь в своей стихии, она держалась безукоризненно, когда миссис Бингхэм представляла ее новым государственным мужам, и как только те понимали, что эта молодая особа — издательница «Трибюн», ее руку брала не одна, а сразу две радушные ладони и сжимали так, словно из глубин ее существа можно было выдавить каплю-другую типографской краски, чтобы снова и снова печатать ею имя данного политика, дабы доставить удовольствие его избирателям и принести прибыль его спонсорам.

С грустью Блэз понимал, что «Балтимор икзэминер» никогда не сможет оказывать такого влияния на этих перевозбужденных людей, за исключением конгрессменов от Мэриленда, с которыми лучше не иметь дела. К счастью, Хэпгуд обещал играть роль буфера — он знал их всех.

Худощавый молодой человек с копной медно-красных волос — по неизвестной причине густые волосы были редкостью в политической жизни республики — повернулся к Блэзу и сказал:

— Вы — мистер Сэнфорд. Брат Каролины. — У молодого человека было профессиональное рукопожатие. Жестко сдавливая пальцы другого человека, политик действует первым, тем самым спасаясь от злобных работников физического труда, чья физическая сила железной хваткой может поставить на колени любого, даже самого крепкого человека. Знаменитый трюк Маккинли состоял в том, что одновременно с пожатием руки честного земледельца он как бы нежно в целях предосторожности брал его за локоть. Если человек начинал крушить президентские пальцы, ласковое прикосновение к локтю сменялось внезапным резким ударом, способным вызвать такую боль, что хватка должна была мгновенно ослабнуть. На службе у Шефа Блэз изучил все эти приемы.

— Вы один из новых конгрессменов? — Несмотря на политическое рукопожатие, молодой человек был слишком крепкого сложения и слишком красив для народного трибуна, но именно им он и был.

— Джеймс Бэрден Дэй, — представился он и назвал штат и избирательный округ, а также своих дальних кузенов. — Мы все в конечном счете Эпгары, — сказал он.

— Да, — неопределенно отозвался Блэз. Он не мог вспомнить Джеймса Бэрдена Дэя, но его не могло не радовать пребывание в конгрессе дальнего родственника, который к тому же выглядел джентльменом, даже представляя варварский штат, варварским акцентом которого он овладел, если — мрачная мысль — этот акцент не был врожденным.

— Я служил здесь раньше, в должности контролера. Тогда я и познакомился с Делом Хэем и, конечно, с мисс Сэнфорд.

— Они обменялись соболезнованиями по поводу смерти Дела.

— После его отъезда в Преторию мы уже не встречались. Он собирался жениться на мисс Сэнфорд… — В последней реплике слышалась вопросительная интонация.

— Да. Кажется, в этом месяце. Он должен был стать президентским помощником.

— Бедный… мистер Хэй, — неожиданно сказал молодой человек, и его бледно-голубые глаза внезапно, прямо и будоража встретились с глазами Блэза. Он прикоснулся рукой ко лбу, как бы защищаясь этим бессмысленным жестом от беспокоящего взгляда, и подумал, почему взгляд Дэя так его тревожит. В конце концов, предположение, что Каролина была равнодушна к Делу, никак не касалось Блэза. Но Дэй заставил его почувствовать некую неловкость, и это ему не нравилось. К тому же ему снова напомнили, что, хотя он и Сэнфорд, Вашингтон во многом стал городом Каролины. Она обеспечила себе место наверху, он — еще нет.

Дэй говорил обычные вещи. Дел умер слишком молодым, президент погиб трагической смертью, мистер Хэй потрясен.

— А сейчас новое потрясение, — сказал Блэз; как ему хотелось быть таким же высоким, как Дэй, который мог, тепло и проникновенно разговаривая с ним, смотреть во все стороны над головой Блэза и видеть, как новые именитые гости входят в комнату. Он продолжал: — Только что умер старейший друг мистера Хэя, Кларенс Кинг. Ну, знаете, геолог.

— Я не слышал…

— Моя сестра сказала, что он умер несколько недель назад в Аризоне. Итак, в течение шести месяцев бедный мистер Хэй потерял сына, друга и президента.

— Однако он, — сказал Дэй с внезапной холодностью, — не потерял свой пост. Странно, что Рузвельт его не сместил. Но я ведь демократ, — он улыбнулся милой мальчишеской улыбкой, — я копьеносец Брайана, борец за народ.

— Мы распинаем его, — сказал Блэз, ответив ему улыбкой, — на этот раз на серебряном кресте. — Оба засмеялись.

— Я Фредерика Бингхэм. — Им представилась бледная блондинка с томными манерами. — Я, конечно, знаю, кто вы, но мать считает, что вы должны знать, кто я. — Она улыбнулась Блэзу, слегка скривив губы и обнажив неожиданно острые клыки. От нее пахло сиренью. От Дэя исходил запах не вполне свежего костюма. Из всех способностей Блэза чувствительность к запахам была самой сильной и играла решающую роль в сексе.

— Я видел вас в Казино, в Ньюпорте, — сказал он.

— Вы пойдете далеко в политике, — сказала молодая особа умирающим голосом, а глаза ее смотрели не на Блэза, а на Джеймса Бэрдена Дэя.

— Но мистер Сэнфорд вовсе не думает делать политическую карьеру, — сказал Дэй. — Ему, счастливчику, это и не нужно.

— Вечно я все путаю, — мило ответила Фредерика. Блэз заметил, что ей нравится Дэй, а вовсе не он. Началось мужское соперничество, которое вспыхивает без всякой причины, кроме положения луны, как прилив, или это сирень, или причина не в этом?

Подошла Каролина. И она тоже находит Дэя привлекательным, это было очевидно. В нем вспыхнула буря мужской решимости, вспыхнула где-то внутри, где только и