здравие всех наших воинов. Каждый раз, возвращаясь из-за «ленты», мы по пути домой заезжали сюда, шли в храм, благодарили Господа и своих святых, что позволили вернуться. В этот раз заказывали молебен за здравие своих боевых товарищей и за Серёжу «Маугли» — возвращайся с победой целым и невредимым.

6

Нашу крошечную колонну из трёх КамАЗов вёл зам комбрига. О таких офицерах надо говорить во весь голос. Зовут его Сергей Николаевич Марков, подполковник, кандидат наук, мастер спорта. Несмотря на нечеловеческую усталость, в глазах его пляшут бесенята, задор и какая-то гусарская лихость. Мне он интересен своей необычностью — без показной грубости, богатством, образностью и яркостью языка, точными и ёмкими оценками. Вот это и есть элита нации. Это и есть слава русского офицерства.

Солдат я о Маркове не расспрашивал — негоже выпытывать о командире у подчинённых, неэтично, но они сами, с восхищением поглядывая в его сторону, говорят, что за ним готовы идти в огонь и в воду.

— Он на «ты» со смертью, но относится к ней уважительно, без бравады, потому и она его тоже уважает и обручиться не торопится. Короче, они взаимно вежливы, — старший прапорщик Андрей смотрит на замкомбрига, стоящего в полусотне метров в окружении офицеров бригады. — Понимаете, он настоящий. Как человек настоящий, а потому и офицер тоже настоящий, с большой буквы. На таких армия держится, а может и вся страна. Его солдаты не просто любят — они боготворят его. Во мужик!

Он поднимает большой палец вверх, и его слова звучат так веско, что нет никаких сомнений в правдивости сказанного.

Он целый день в тяжеленном бронике и разгрузке, а со стороны будто в невесомой пелеринке ходит, бегает, прыгает. Я свой сбросил на третьем часу нашего сафари и больше не надевал, а затем и разгрузку забросил в машину, рассовав магазины по карманам. А Кама так вообще сразу же засунул свой броник и разгрузку куда подальше. Но какой спрос с этих гражданских чудиков?!

Его берцы блестят — умудряется, покинув кабину, сразу же смахнуть с них пыль и пройтись щёткой. Боже мой! Тут в кроссовках ступни ног огнём горят, а он марку держит!

Мы остаёмся мальчишками, несмотря на седины, и войну воспринимаем порой несерьёзно, куражимся, пока не нахлобучит по самое никуда. Она не прощает легкомыслия и пофигизма, но расплата пока несколько подзадержалась, и я не могу скрыть улыбку, докладывая о возвращении группы. Подполковник тоже улыбается: подыгрывает этой гражданской обузе, свалившейся на его голову, не воспринимая всерьёз наше боевое прошлое. И правильно делает: во-первых, всё проходит и остаётся только байки рассказывать о своем героизме, а во-вторых, он пока не видал нас в деле.

Утешение придёт позже, когда по возвращении он будет уже поглядывать на нас уважительно, а комбригу доложит, что мы были послушны, в меру осторожны, броников не снимали, касок тоже и вообще с поводка не пытались сорваться. Я признателен Сергею Николаевичу: в наших планах и дальше работать с бригадой, а непослушание наказуемо.

Буду жив — напишу когда-нибудь книгу о нём, о комбриге полковнике Пономарёве Николае Вениаминовиче, о генерале Шкильнюке Валерии Витальевиче, закрывшем собою четверых солдат и тяжело раненном осколками, о старлее Амане, о командире рембата подполковнике Александре Вторникове (нашёл-таки в блокноте его имя!) — устроенные им защитные валы спасли бойцов. Кстати, после нашего отъезда рембат опять накрыли «Точкой-У», и опять его «редут» спас от потерь. Напишу о тех, с кем свела судьба в эти июльские дни и ночи под сладким-горьким городом Изюм.

Мы вернулись. Ночь провели в бригаде, так и не сомкнув глаз до рассвета: всё не могли наговориться. А если честно, то не хотелось расставаться, и было как-то неловко: им снова возвращаться, снова идти под снаряды и ракеты, а мы будто бросаем их.

Мы вернёмся, ребята, вот обработаем фото, сделаем фильмы, напишем и вернёмся.

7

Несколько дней работали на изюмском направлении. Или на краснолиманском, что, в принципе, одно и то же: не поймёшь, где кончается одно направление и начинается другое.

Вернулись из-за «ленты». Команда подобралась что надо: Витя Носов, бывший старшина разведроты ещё советской десантуры; Витя Меркулов, оператор киностудии «Огненный рубеж»; Миша Вайнгольц — без него любая поездка не в кайф; и я.

На фото мы ещё на базе, откуда начнётся наш променад за «ленту». Оно цветное, а вот оттуда фото пойдут чёрно-белые, потому что война не многоцветна. Работали продуктивно, с выдумкой и смекалкой, поэтому материала собрали условно достаточно. Достаточно для чего? Для нескольких короткометражек, репортажей, зарисовок и для фильма о 103-й бригаде, с которой уже породнились. Но это будет несколько позже: отбор материала, монтаж, музыка, песня, озвучка.

Подвигов не совершали, но дама с косой настойчиво гуляла рядышком, потому как взрослые дяди отличались глупостью и бесшабашностью. Причём не намеренно — так уж получалось.

Предыдущий день закончился в два часа ночи — всё никак не могли угомониться за разговорами, а потом долго искали отведённый нам ночлег, зато утро началось в половине пятого в рассветной дымке и зябкости. Холодной водой смыли остатки сна, быстро оделись: «пиксель», «броники», разгрузки, автоматы, ножи — и в путь. Сначала ушла колонна: туда — снаряды, мины, ракеты, БК, хлеб, вода, продукты, оттуда повезут раненых, убитых, повреждённую технику.

Мы идём отдельно по своему маршруту на двух машинах: в «Урал» загрузили медикаменты, продукты, носилки, «кошки» и ещё кое-что; в «уазик» — огромный короб с вещами, собранными Геннадием Тимофеевичем Алёхиным, тушёнку, сгущёнку, конфеты для местных. Дорогу выбрал комбриг идеальную по фронтовым меркам, не то что прошлый раз. Даже полевые и лесные грунтовки были накатаны до приличной гладкости.

Перед переходом цепанули гаишники: два сержанта тормознули колонну и давай проверять документы. С голодухи, что ли, злые, так всё равно не обломится. Покочевряжились, но после вмешательства комбрига отстали.

Дошли относительно быстро: до Купянска пару часов, столько же до Боровой — места базовой остановки. Пыли наглотались — аж в носу першило. Хорошо, хоть солнце не успело силы набрать, а то бы испеклись в душной кабине до обморока. Впрочем, обморок — это что-то из категории благородных институток, а тут водители привычные, Сирией испытанные, особого внимания на жару не обращают — привыкли.

В семь сорок пять «хаймерсы» ударили по расположению бригады. Навели местные — их частенько засекаешь то на берегу речушки или пруда с удочками в одной руке и телефоном в другой. То на обочинах дорог стоят группками, косятся и как-то только колонна