проходит — дружно за телефоны. Не хотят видеть в нас освободителей — оккупанты мы для них, москали кляты, орки.

«Трёхсотых» не считали — не до этого, «двухсотых» было пока двое, но под завалами ещё оставались люди. Комбриг распорядился погибших отвезти в холодильники на хлебозавод, чтобы вечером отправить в Валуйки. Работали буднично, без суеты и заполошного крика, которым так отличаются доблестные резервисты-контрактники. Обычно после первого накрытия, судорожно заглатывая воздух и собрав в пучок глаза, орут, что в такой пиз…рез попадать не договаривались. После второго прилёта обычно половинятся: расторгают контракты и мчатся домой, где под трёп о своих подвигах матерят командиров, которые во всём виноваты, а заодно минобороны, не обеспечивший каждого из них БПЛ, ракетой, гаубицей, танком, подводной лодкой и персональным бункером. Зато после третьего остаются мужики с крепкими нервами, надёжные, фильтрующие страх. И нет обречённости и покорности судьбе. Даже кураж появляется, необъяснимый, дурацкий, отличный от пустой бравады.

А вот солдатики с первого раза воюют молча. У них нет контракта — только присяга. И так же молча собирают погибших, перевязывают раненых, живут под обстрелами, ходят в поиск, добывают пленных. Это армия. Российская. Настоящая.

Они в тени, и о них пока не говорят с экрана «ящика», но без них не случится не только ни одна войсковая операция, но даже рядовой выход разведгруппы. Они тот стержень, тот хребет, на котором держится армия. Это они днём и ночью в любую погоду доставляют боеприпасы, питание, воду, снаряжение. Это их трудами и заботами солдат сыт, в дивизионы и батареи доставлены снаряды и мины, магазины набиты патронами. Они — тихие и незаметные рабочие войны, без которых армия не может жить и дышать. Они тыловики, 103-я бригада материального обеспечения 35-й армии. На этот раз мы работаем с ними.

8

Над бригадой кружились «вертушки» — искали вчерашний день. Если и были наводчики да ДРГ, то давно ушли. Хотя нет, всё же кто-то здесь шарится и КА-52 барражировали недаром. На блокпосте в полукилометре от бригады нас остановили. Старший доложил, что рядом с постом обнаружили какую-то странную штуку — то ли снаряд, то ли мина, которой ещё полчаса назад не было. Трогать не стали, вызвали сапёров, лежит, ждёт.

Пошли смотреть. Комбриг покрутил в руках обнаруженную диковинную штуку. Оказалось, что это немецкая противобортовая кумулятивная мина. Ставится в полусотне метров, фокусируется фотоэлементом или растягивается провод из оптоволокна поперёк дороги, и машина разносится выстреливаемым зарядом либо на куски, либо прожигается бортовая броня танка или БТР с последующей детонацией БК. Короче, занятная штучка. Не задержись мы на полчаса, беседуя с контрразведчиками, то разговаривали бы сейчас с архангелом Гавриилом. А мину-то поставили на машину комбрига — он в цене у укров еще с Чернобыля.

Комбриг спит урывками по три-четыре часа в сутки. Вымотан донельзя, но всегда свеж и выбрит, берцы вычищены, собран, подтянут. Говорит ровно, никогда не срывается на крик даже тогда, когда я в силу неуравновешенности пустил бы в ход приклад, не говоря уже о мощном русском мате, этом наследии монгольского ига. Чтобы очистить проход, четверть часа собирал «лепестки», хотя мог бы спокойно курить в сторонке, дожидаясь сапёров. Солдат на разминирование не пустил, коротко бросив:

— Опасно. Сам справлюсь.

Железный комбриг, стальные нервы. У себя в Белогорске командир бригады полковник Пономарёв за две недели возвёл храм — сутками работали, а в полдень 9 мая открыли. Ко Дню Победы старались и успели. Храм — что Знамя Победы, не только символ веры православной, но и гордости.

Фронтовые дороги бригады обозначены сгоревшей техникой — негусто, но есть. Это результат работы по колоннам ДРГ, арты и БПЛ. Каждый выезд на передовую для доставки грузов — рулетка, и комбриг «крутит барабан» ежесуточно, сам выводя колонны, сам выбирая маршруту и идя впереди. Его блокпосты самые результативные: чуть ли не ежедневно задерживают диверсантов, наводчиков, правосеков. Ребята специально им натасканные, физиономисты и психологи, ну а бригада — кусок лакомый, поэтому магнитом притягивает к себе всю эту нечисть.

9

По пути к разведчикам завернули в село. Жителей почти не видно — четыре пятых домов разрушено до основания. Даже печных труб не видать — только груда кирпичей да поваленные или разнесённые в щепу палисадники с посеченными вишнями да срезанной осколками мальвой. На обочине неразорвавшийся снаряд «Урагана», но подрывать некогда, а надо бы. Осколки ракет, снарядов и хвостовики мин никто не убирает, хотя для колёсной резины опасность: располосует и фамилии не спросит. Шиномонтажа в ближайшей полусотни вёрст днём с огнём не сыскать, а монтировкой пока разбортируешь, пока накачаешь, пока поставишь — и за полчаса не управишься. Колонна не ждёт, у неё время доставки, а оставаться одной как-то несподручно. Одинокая машина на дороге и даже вот на такой сельской улице — штука приметная и кусок для диверсантов лакомый. Потому машины идут след в след, ловя отпечатки протектора идущей впереди.

Вдоль улицы только флаги ДНР — ни красных, ни российских нет, хотя ещё недавно улицы пестрели ими. Потом объяснили, что их дээнэровцы забрали с собою, а развесили свои. В здании администрации по-казённому пусто. В углу коридора лежит здоровенный пёс, старый и с грустными взглядом слезящихся собачьих глаз. Шерсть местами вытерта до кожи, местами висит клоками. Он то ли облаять хотел, то ли зевнуть, но пасть открыл лишь наполовину и тут же бессильно опустил голову на вытянутые лапы. Старость, лень, безучастие, жара…

В кабинете женщина средних лет, одета просто и неброско: стираная кофточка, заметно возрастная юбка, на ногах старые кроссовки. Знакомимся: Клавдия Ивановна, бывший начальник почты и почтальон в одном лице, а теперь вот самозваная глава. Хотя нет, народ назначил: собрались бабы и один завалящий мужичонка на стихийный сход и упросили-уговорили её быть начальством местным. Почты больше нет — та же участь постигла, что и большинство домов, правда, снаряд обрушил лишь угол здания, разметав бумаги по всей улице.

Обрадовалась нашему приезду, точнее, комбригу. Оказывается, он здесь частый гость — то лекарства привезёт, то продукты, то пару мешков цемента, то плёнку окна закрыть. На этот раз он целый короб медикаментов привёз. Вот ведь какой: мог бы и нам сказать, а мы бы захватили кое-что, а так, с пустыми руками, в гости как-то негоже… Хотя какие мы гости — незваные, как раз из тех, кто хуже татарина.

Витя мчится в машину и тащит два ящика с продуктами — наш НЗ. Мы их всегда