Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аналогии, действительно, не совсем уместны. Однако сравнение подходов к созидаемому — в футболе и на сцене — вполне может быть. Борисов при встречах с Лобановским постоянно задавал ему вопросы о методах тренировочной работы, взаимоотношениях с игроками, с коллегами. Идея аритмии стала предметом обсуждений Борисова и Лобановского. Олег Иванович, думается, уловил в объяснениях друга и в матчах киевлян, им виденных, одну очень важную вещь: взаимоотношение с публикой через заданный ритм.
В потрясающей по воздействию на зрителя «Кроткой», которую Лобановский видел в те времена, когда она шла на ленинградской сцене, Борисовым был задан сложнейший ритм — с акцентированными и вместе с тем неожиданными, заставлявшими вздрогнуть и сопереживать паузами и взрывами, чередование которых не поддавалось строго отмеренному следованию времени. Олег Иванович, полагаю, разрабатывая вместе с выдающимся режиссером Львом Додиным идею сценической аритмии, хорошо понимал, что управлением ритма во время спектакля можно добиться весьма сильного эффекта воздействия на зрителей. Аритмию Борисов применил к пониманию сквозного действия, в котором нужны разрывы, повороты, сбросы энергии. Он открыл для себя необходимость в самых трудных случаях обнажать в характере героя странности, вбрасывая абсолютно необходимую, как говорит Анатолий Смелянский, «щепотку шизофрении», «щепотку сумасшествия».
«Он, — пишет Анатолий Смелянский о Борисове в „Кроткой“, — выстраивал сложную и очень замысловатую ритмическую линию, чтобы держать внимание зала. Он использовал опыт своего друга, тренера киевского „Динамо“ Валерия Лобановского, который искал тогда новые „аритмичные“ подходы к футбольной игре». Питер Брук, рассказывает Смелянский (фильм о Борисове из цикла «Мхатчики» он так и назвал — «Аритмия»), посмотрев «Кроткую», был поражен «амплитудой колебаний, предъявленных актером: необыкновенная душевная широта и мощь человека могли, когда актер хотел этого, сжиматься до размеров паука».
Мощнейший выплеск энергии Борисовым в «Кроткой» можно сравнивать с отдачей Лобановского на тренерской скамейке в важных играх, таких, как матчи за выигранные киевским «Динамо» европейские Кубки в 1975 и 1986 годах. Борисов восхищался тренерской концентрацией Лобановского. Если и представлять Олега Ивановича кем-то в футболе, то только, наверное, — тренером. Борисов и Лобановский и по поводу импровизаций (на поле и на сцене) сходились: когда хорошо «сколочено», «спаяно» на репетициях и тренировках, легче рождается нужная импровизация — только в строго заданных пределах! А то ведь можно так сымпровизировать — и в театре, и в футболе, — что исчезнет смысл. Олег, оперировавший термином «запрограммированная импровизация», приводил Валерию слова Всеволода Мейерхольда, считавшего, что импровизационного состояния артист может достичь лишь «при точном режиссерском рисунке».
И на парадоксальном, казалось бы, постулате их взгляды сошлись: и в футболе, и в игре артиста, результат может быть налицо, а может и вовсе не появиться. Это зависит от множества факторов, но в первую очередь — от тренировочного или репетиционного процесса. К тренировкам и репетициям Лобановский и Борисов готовились с той же тщательностью, как к матчам и спектаклям.
Было ощущение, что во время матчей с участием киевского «Динамо» Борисов сжимался и становился частью своего друга, который маятником раскачивался на скамейке запасных, и страстно хотел, чтобы часть эта другу помогла.
Спустя несколько дней после аварии на Чернобыльской АЭС, 2 мая 1986 года киевляне играли в Лионе на стадионе «Жерлан» в финале Кубка кубков с мадридским «Атлетико». «Ты видел?» — Олег Иванович позвонил сразу после игры, завершившейся динамовской победой 3:0. Радостный невероятно. Повторяющий эпизоды игры, потрясающе проведенной динамовцами. Смакующий эти эпизоды: «А как они второй забили! Веер слева направо. Четыре передачи на скорости и — гол. Испанцы, кажется, так и не поняли, что произошло». И — потом: «Неужели они Васильича после этого в сборную не возьмут?»
Несколько дней спустя после победы «Динамо» в Кубке кубков еженедельник «Футбол — хоккей» (№ 19, 11 мая 1986 года) — единственное в советские времена специализированное издание — уделил матчу и его анализу почти половину номера под одним названием «Игра во всех ее проявлениях». В первой части был отчет о матче, написанный одним из лучших футбольных журналистов Валерием Березовским. В части второй — профессиональный разбор финала, сделанный выдающимся футболистом Никитой Симоняном. В части третьей выступил — первый, кажется, и последний раз в спортивной прессе — Олег Борисов.
Олег Иванович надиктовал репортеру то, что он думал о футболе, киевском «Динамо», матче и возникшей ситуации. А думал он, в частности, вот что:
«Говорить хочу о людях, на высочайшем профессиональном уровне работающих в области, которая волнует меня как зрителя, как любителя, как сотоварища, наконец, испытывающего определенную сопричастность, неизъяснимую общность, единство — мыслей, чувств и кажется, что и взглядов. Это и понятно: когда зримо видишь творческий процесс и не менее зримо — его результаты, невольно становишься единомышленником. И не устаешь удивляться этому чуду созидания почти что материальной осязаемости результата. <…>
Не счесть команд, волевых, мужественных и даже вполне умелых — без лидера, руководителя, умеющего организовать игру, знающего, как это сделать, они многого не добились. То, что мы видели в матчах киевского „Динамо“, сыгранных на пути в финал, и что особенно явственно ощутили в финальном матче, лично меня потрясло. Сила динамовцев в поразительно точной организации коллективных действий. Это же надо так подготовить людей! Регулярно читая спортивную прессу, каждый из нас, болельщиков, премного наслышан и вроде как бы даже разбирается в различных методиках подготовки. Знаем мы и о выводе игрока на пик его возможностей. Но чтобы вот так — всех! До единого! Хоть кто-то, скажите, выпадал из ансамбля? Никто! <…>
Единомыслие в понимании игры такими разными и по характерам, и по природным свойствам людей просто-таки поражает. Какое фееричное разнообразие атак показали динамовцы! И какое согласие! В этом плане их игра, готов согласиться, искусство. Искусство реализовать все свои знания и умения, выразить их в едином понимании игры. Мы увидели в Лионе демонстрацию возможностей предельно отлаженного механизма атаки и импровизации в необходимых каждому локальному эпизоду объемах.
О сочетании заданности и импровизации в футболе рассуждают даже больше, чем на театре. И часто, как понимаю я своим любительским умом,