– Что такое, Зая?!

– Телефон выронила, блин. Хотела снять, как пожар тушат. Надеюсь, не разбился, вроде в листья упал.

Женщина подошла к окну и Заира в панике оглядела двор. Его уже не было.

– Я сейчас, мам.

– И где он?

– Я же говорю, он в листву провалился.

– Где, в какую? – мать ясно уловила раздражение в голосе Заиры, но не подала виду, щурясь в темноту под окнами.

Она машинально выискивала, в какие листья на голом тротуаре мог угодить телефон дочери, вздрогнув, когда та уже щёлкнула собачкой на входной двери. Он подхватил Заиру после первого же пролёта и впился в неё гармошкой высохших губ. От темечка по всей голове закружили мурашки, когда она почувствовала, как козырёк его кепки приминает забранный кверху хвостик. Заира так и оставалась у него на руках когда они оказались возле дверей подъезда.

– Подожди, – выдохнула она, касаясь пола носиками кроссовок, – Она сверху смотрит. Дай телефон.

– Я потом не отпущу тебя, ты же знаешь.

Голову закружило сильнее, чем после того раза, когда она вдохнула то, что он ей дал. Заира оглядела его фигуру, темнеющую на тусклом фоне от лампочки с первого этажа. Она ясно поняла, что уйдёт с ним, что не вернётся в высасывающую пустоту 40-метровой «двушки», где ей придётся вновь слушать, как родная мать без конца шаркает по коридору, не зная, как подступиться к дочке. По крайней мере, не в эту ночь.

Заира вышла из подъезда и первым делом взглянула наверх. Мать, естественно, продолжала стоять возле окна. Если бы в её руках был телефон, она бы тоже выронила его, увидев, как дочь на неё смотрит. Глаза дочки, устремлённые на неё из темноты внизу, будто глаза изготовившейся к побегу узницы, вновь наполнились злорадным отстранением.

«Вот всё же тебе надо! Ну иди уже звони своей Барият, или кому ты там хотела? Дай мне продохнуть, оставь меня хоть на немного», – молили эти глаза.

– Я немного посижу на воздухе, хорошо, ма?

– Посиди, родная. Я на кухню пойду… будешь какао?

Заира молчала и не отрывала взгляда от наполняющихся слезами глаз матери.

– Ага.

Женщина будто растворилась в темноте лоджии. Заира поманила его к себе, облокотившегося о дверь и медленно отводящего козырёк назад, задрав локоть так, чтобы облепившая бицепс водолазка максимально выгодно его очертила. Прильнув спиной к двери, он, будто вышагивая по краю пропасти, подкрался к ней, ухватил за руку и запечатал её смех ещё одним поцелуем. Они зашли за дом, где он усадил её на капот, как ей в начале показалось чужой машины.

– Как тебе? – он отошел от Заиры, поглаживая крышу над пассажирским сиденьем.

– Цвет классный.

– Ну так ты ж говорила, что это твой любимый. Правда, чуть светлее, чем я думал, получилось…

– Я тоже так подумала. Не боишься с таким оттенком по городу ездить?

– Да мне плевать, лишь бы тебе нравилось… Тебе нравится?

– Очень.

– Тогда прыгай, – он скинул руку к дверной ручке и открыл её.

– Хитрец, – она спрыгнула с капота, – шторки тоже убрал?

– Да я давно хотел. Вон уже осень кончается, а я до сих пор с ними, или ты хочешь сказать без них не сядешь.

– Да мне плевать.

– Моя девочка.

Она опустилась на сиденье и замерла, коснувшись ногой полика.

– Почему тебя так долго не было?

– Я на обследование ездил, Зайкин. В Ростов, – он подхватил другую ногу под коленку и примкнул к её соседке, – Я тебе сейчас всё расскажу.

В салоне пахло крепким кофе. Когда он наклонился к замку зажигания, Заира прыснула и провела рукой по его животу. Водолазка, как оказалось, очерчивала не только его бицепсы.

– Барин, а вы случайно не на беременность проверялись?

– Да это булки-заразы. Всё, теперь только тебе возить буду. А то ты схуднула?

– Ой, льстец-то какой, вы гляньте?! Сразу видно… – она вздрогнула, когда зазвонил телефон, и прижала палец к губам. – Да, мам. Я соседку встретила, у неё родственник рядом живет, где пожар был. Я сейчас, кружочек вокруг дома сделаю и приду. Пока.

– Ну или два? – подмигнул он, заводя машину.

48

Судя по блаженному, заспанному лицу Тагира, в кой-то век пришедшего на работу раньше всех, доблестный правоохранитель перевыполнил свой грандиозный план по выхдоным. Вспрыгнувшие брови над сползшими веками, вероятно, служили приветствием вошедшего начальника. Адиль откинул окно, чтобы хоть как-то выветрить углекислый антициклон героя. Тагир выпрямился, прилежно кладя руки на стол и плямкая. Веки синхронно раскрывались со ртом, обнажая исполосованные сосудами белки.

– За сотрудницу переживаешь?

– Ты прям в глаза заливал что ли?

– Так-так, диалоговая транфсеренция, понятно.

– Гляди-а, почти выговорил.

– Это меня Эльвира научила.

– Вот так прям и сказала? Может трансильвенция?

– Может и она. Я не вдавался. Она ж устроилась, наконец, в этот центр навороченный. Люди, когда что-то скрыть хотят, эту чанду запускают, короче – вопросом на вопрос крыть.

– Да ты ж мой доктор Джарвис.

– Кто? А, понял, который у железного человека… а он доктор был что ли?

– Забей. И куда повёл?

– Океан. А вы с какой это целью интересуетесь, нашальнике? Думаете, куда бы с нашей семгочкой сплавать?

– Ле, толстолобик, заканчивай да, я тебя прошу. Реально, утомляешь. Давай больше без каких-либо подколок в её адрес, договорились? А то точно звезды получишь, герой.

Адиль зашёл к себе и отправил смску Саиде о том, что уже вызвал ей такси. В голове вновь прозвучала последняя фраза Тагира, и Адиль понял, что не хочет отгонять от себя эту мысль. Саида уже совсем скоро закончит стажировку, и вся эта субординационная упряжь на какое-то время перестанет их стопорить. К тому же, чем упорнее он будет стараться не замечать эти очевидные позывы, тем больше будет отвлекаться от дела. Тем больше будет мучить их обоих. Смешно, ведь первоначально их максимальная дистанция в личном плане предполагалась, как самый здравый залог успеха их сотрудничества.

Он сел за стол и с улыбкой подсчитывал, сколько двоеточий со звёздочками она ему прислала в ответ, когда раздалось непонятное постукивание. Сначала Адиль подумал, что стучат в дверь. Для Тагира, пожалуй, слишком осторожно. Но когда стук повторился, Адиль понял, что звук доносится со стороны окна. Он подкрутил жалюзи и увидел, как между поворачивающимися пластинами мелькает голубиная голова. Бесстрашная птица тыкала клювом в стекло и вытягивала шею над рамой, будто вопрошая о том, заметит ли её уже кто-нибудь или нет? Адиль понял сразу две вещи: что Саида жалеет не только кошек и почему