успокоительно разносится в сознании демона: «Если ты собрался спасать меня ценой своей жизни, я предпочту умереть».

«Я не спрашивал тебя, какое принять решение».

«Зря. Следовало спросить».

«Не могу… Не могу смотреть, как он к тебе приближается! Лучше уж…».

«Завали, Люцифер! — Она одёргивает его строго, — завали и соберись, он всё ещё хочет говорить! Так отвлеки его, как собирался, сейчас я к пистолету ближе, чем когда-либо!».

«А ты — занятная штучка, Непризнанная…», — видимо пинок по гордости угодил куда следует, и не-Смит берёт себя в руки, потому что бас в женской голове становится твёрдым.

«От чего я знаю, что ты уже говорил мне это?.. — интересно, она может мысленно поцеловать его, вдруг так чётко представляя любовника в своём настоящем обличии — там, у стены, у батареи, с кровоточащими ранами. Она уже видела на нём похожие раны. Она уже освобождала его от таких же пут. И что-то кричала, прилипая к губам? Кажется… — Умирать, так вместе?».

«Умирать, так вместе».

— Ты снова права, Вики Уокер, — Маль сжал серебро стали и прикинул что-то, напоминая повара перед готовой индюшкой: на той есть незаметный шов, надрезав который дичь сама распадётся на красивые, ровные порции, но его ещё следует найти. — Он ведь не мёртв, просто замурован, но самое прискорбное — чары кокона слабеют без той, кто их создал.

— Забавно, — цедит демон. — Ты отправил её сюда, чтобы избавиться от соперницы, и тем самым лишил себя покоя с братьями.

— Зато я помню, что Шепфамалум очень нетерпим к светлым мирам, созданным Шепфой, и дохнет от света, будто вампир.

— Кстати о нём. О светлом божке. Что уготовано этому чародею? — Ни на одну секунду Люций не выпускает из видимости кинжал и его местоположение.

— Я польщён, что сам сын Сатаны этим заинтересован, — рукой Мальбонте демонстративно начинает наматывать девичьи волосы, заставляя напрягать шею. — Буду действовать по той же схеме, но от обратного. Призвать тёмного бога в мире, созданном им, можно, карая грешников. Полагаю, светлый бог вырвется из заточения, если в его мире… — он умолк, пожевал губу и решился, — в одном из его миров случится череда праведных чудес.

— Небеса?

— Не просто Небеса. Столь желанный тебе Ад, — зверёныш скалится от чужой соображалки. — Сейчас всё там пронизано скорбью, но совсем скоро явится Спаситель в лице меня и подарит мир и покой. Представляешь, до чего смешно — я тогда трахну твою Преисподню дважды. Сначала — подмяв, затем — превращаясь для твоего народа в новую надежду.

— Почему начал с Шепфамалума? — Люций не просто убить хочет, он хочет чего-то настолько ужасного для этой божьей отрыжки, что у слова нет определения.

— Потому что вас всё ещё слишком много, темнокрылые твари. Вопреки всему продолжаете плодиться и размножаться скорее из любви к процессу, чем от хорошей жизни, — лезвие мелькнуло у уокерского горла, но тут же ушло к копне волос, стянутой мужским кулаком. — Но это ничего, каторги и Ордена усиленно работают над сокращением населения. Пашут, как не в себя! — Он перевёл глаза на Вики, — извините, миледи, но ваша густая грива будет мешать процессу извлечения трепещущего сердечка!

— Ше-епфу не убить светом, — сначала она подумала, что ей плевать на кудри, но когда зазубрины клинка заскользили по хвосту рвано и медленно, голос дрогнул.

— Ага, — он бросил это легкомысленно, увлечённый делом, — поэтому мне только предстоит перенести статую Шепфы в мир Шепфамалума, где его должно прихлопнуть аннигиляцией. Это вторая причина, почему я начал с тёмненького бра… Виктория, тебе совсем не жалко своё роскошное, жидкое золото волос?! — Голос, доставшийся Малю с чужим обличием, поломанный, каким бывает у юношей в подростковые годы, и когда гибрид повышает тон, тот срывается, превращаясь в неприятный фальцет.

— Не ноги, отрастут.

— В стародавние времена порченный товар карали остригом. Тоже своего рода, — он склоняется к уху и шепчет, обдавая гнилым дыханием, — насилие. Поруганная девица, остриженная без должной сноровки.

— А знаешь, кто ещё остригался, Маль? — У его земной личности дырявые зубы, и чувствовать этот рот грязно. — Аскеты. Монахи. Святые.

— После всего, что наш непревзойдённый Люцифер в тебя засовывал, «монашкой» ты можешь считаться только в одном из Орденов. Там бывают костюмированные вечера… — с последним движением кинжал издаёт свист и оставляет её копну в его руках.

— Мальбонте! — Гибрид увлечён разглядыванием своего трофея и не замечает напряжённый, сконцентрированный тон демона, — тогда тебе следует знать… — время разговоров прошло, и теперь Люциферу нужно только одно — контакт глазами, — чтобы погрузить в воспоминание, столь нелюбимое грязнокровкой. Отвлечь второй ипостасью, едва не прикончевшей Маля.

— Знать? — Убийца вскидывает голову, — что знать? — И вдруг сталкивается с красным фосфором, чтобы через секунду в ужасе заорать и непроизвольно сделать шаг в сторону. Потому что ему кажется, что выродок сумел обратиться прямиком в этой комнате.

«Вперёд!».

Уокер вскочила, как ужаленная. На ходу скидывая верёвки, она неудачно зацепилась ступнёй за стул и полетела на пол — зато в нужную сторону.

«Где он? ГДЕ ОН, ЛЮЦИЙ?!», — в её тело, растёкшееся у комода, впиваются крошечные осколки зеркала, но в ладонях у криминалиста Глок, и она переворачивается на спину, целясь во тьму.

«На пол-шестого! В трёх футах от тебя! Уровень колен!».

Единственный выстрел разрезает сумрак, и благодаря вспышке Вики различает — она попала в цель. Маль нескладно гнётся, хватается за ногу, разливается отборными проклятьями и вызывает водоворот.

Впрочем, всего это Уокер уже не видит: она успела подняться, добежать до места, где находился столик, схватить ножницы и переместиться к «смитовским» полыхающим глазам.

— Внимательно! — Он рычит, натягивает «поводье», насколько позволяют раны, и радуется, что от окна есть хоть какой-то отсвет.

— Ох ты ж мамочки! — Канцелярская дребедень начинает течь, превращается в желе из металла. Но о пузырящихся ожогах она поплачет как-нибудь после. Если это «после» наступит. — Готово!

— Не выпускай оружие, — он тяжело поднимается, отряхиваясь от своего невидимого плена, но приобнимает её одной рукой и вдруг глубоко, жадно целует, — и уходи!

«Мы ещё увидимся?..».

«Мы не расстанемся».

Едва ощущение его рта, слизывающего её кровь, исчезает, Виктория дрожит. В гостиной по-прежнему темно, хоть глаз выколи, но художница уверена, она в полном одиночестве.

Тело мучительно ломит, и Уокер приказывает тому не ныть. Наощупь находит айфон среди останков того, что ещё недавно было её пусть неуютной, но чистой жилплощадью. Экран у мобильника разбит, однако фонарик работает и вызов сделать можно.

Ежедневно диспетчерская Службы Спасения в США обрабатывает порядка шестнадцати тысяч звонков. Это равнó приблизительно семиста вызовам в час. В случае терактов или стихийных бедствий число