возле моста. Они держали в руках зажженные факелы, а к кончикам их копий были привязаны белые полотнища, смотревшиеся несуразно на фоне конских хвостов, развевавшихся у основания наконечников.

– Эй! Коназ урус! Здавай город! Живой ты, живой народ, баба и детка!!! – закричал истошным голосом один из парламентеров. Что-то мерзкое почудилось мне в его интонациях. – Утром ворота открывай! Дэнги, золото, мех давай!!! – Он поддал шпорами своего коня – низенького и мохноногого, его голова были ниже наших лошадей на целую голову. – Не открой ворота! Будем убиват!!..

Он развернул коня и что-то сказав своим спутникам на гортанном языке, ускакал в непроглядную темень зимней ночи…

Два его спутника покрутились и поскакали за ним…

Мишель прервал свой рассказ. Было просто невыносимо видеть, как он мучился, не решаясь приступить к финалу. Ги молча похлопал его по плечу и постарался приободрить. Русич грустно улыбнулся, снова разлил вино по оловянным стаканам, протянул один из них де Леви, вздохнул и произнес:

– Давайте-ка, выпьем за упокой души этой несчастной девушки…

Ги протянул свой стакан, они не чокнулись и молча выпили терпкое красное вино. Мишель стер пальцем каплю вина с уголка своего рта и, глядя на него, произнес:

– Она также выглядит на снегу…

– Кто? – не понял слов русича де Леви.

– Кровь… – грустно усмехнулся Мишель и продолжил свой рассказ:

…Мы с тревогой ждали наступления утра, лишь немногие, самые стойкие воины, смогли вздремнуть пару часов. Весь город лихорадило, всех взбудоражили слова монгольского парламентера, и среди части жителей стали возникать волнения, связанные с смутным желанием сдать город и отдаться на милость врагов, рассчитывая сохранить свои жизни и добро, накопленное многими поколениями. Я, Иван и остальные предводители, желая избежать ненужного накала страстей, для вида согласились с ними и решили отправить парламентеров.

Булгарский каган – отец Мадии страшно испугался, когда услышал об этой идее. Но больше всего его испугало то, что во главе делегатов собирался выйти я. Он подбежал ко мне и, гремя железными пластинками своих доспехов, закрывавших торс поверх кольчуги, произнес:

– Не надо, князь… – он с мольбой посмотрел мне в глаза. – Умоляю, не надо. Вот также они взяли Булгар и еще три наших города…

Я с удивлением и недоверием посмотрел на него. Булгарин, видимо, что-то знал, но не решался до поры и времени говорить, опасаясь напугать или расстроить.

– Говори, каган. – Решительно произнес я и положил латную рукавицу на рукоять меча. Мишель улыбнулся и добавил. – Кстати, меч был германской работы, почти как у вас, мессир де Леви…

– Они дождутся, когда к ним выйдет главный князь города, после чего убьют его и на волне паники войдут в город. Вам же придется снова раскрывать ворота, заледеневшие от воды… – Каган говорил искренне.

Иван, стоявший рядом со мной, почесал свой покрасневший от мороза нос, крякнул и согласился с его словами. Он поискал глазами молодого воина и жестом пригласил его к нам.

– Ты переоденешься в одежды князя Михаила… – сказал он молодому дружиннику. Тот молча поклонился, принял из моих рук золоченый конический шлем с личиной, накинул на плечи красный плащ с изображением лика Спасителя и стал дожидаться остальных приказаний. Иван старался не показывать вида, что он тоже переживает. Воин запустил пятерню в свою седеющую, цвета соль и перец, бороду и стал перебирать пальцами. Он посмотрел на меня, вздохнул и произнес. – Ворота открывать не станем. Наоборот, мы их завалим и зальем водой…

Я молча кивнул ему и ответил:

– Верно, тем более, как сказал булгарский каган, монголы могут атаковать нас в незапертые ворота. Если мы спустим наших людей по веревкам – у врага не останется ни единого шанса на внезапность…

– Ага! – Закивал головой Иван. – Заодно, проверим – врет каган или говорит правду… – он покосился на отошедших булгар. – Не нравятся мне они, ох, не нравятся…

– А они не девки, что нравиться… – я снова стал заводиться, сердясь на недоверчивость старого и проверенного в боях воина. – Им просто деваться некуда, кроме как биться вместе с нами!

– Дай-то, Бог… – недоверчиво ответил мне Иван и перекрестился. Он приказал воинам готовиться к спуску по веревкам для переговоров, проинструктировал их, приказав молчать и слушать, отвечать неясно и увиливать от конкретных ответов на вопросы, тянуть время, надеясь, что помощь, за которой послали в Рязань, успеет ко времени…

Троица воинов, переодетых в княжеские одежды и наряды богатых советников, осторожно, изображая неуверенные действия, спустилась по веревкам и, сойдя с крепостного вала, приблизилась к группе монгольских всадников, стоявших под белым полотнищем на противоположном конце моста, разделявшего крепость от внешнего мира.

О чем они говорили не было слышно, только вдруг один из монголов страшно закричал и, подняв невесть откуда появившуюся кривую саблю, ударил по голове воина, переодетого в княжеские одежды.

– Измена! – Закричал Иван и приказал воинам приготовиться к отражению атаки на город. Мордовские лучники спешно занимали позиции на крепостных стенах и башнях, прячась за деревянные изгороди и зубцы, ополченцы толпились за стенами, готовясь отразить прорыв врага или тушить пожары, а Иван вместе с сотней булгарских всадников и всей частью дружины спрятался возле большой церкви, готовясь бросить их в контратаку, если бы врагу удалось проникнуть в город.

Я прильнул к бойнице и стал всматриваться в монголов. Они отъехали от стен, удалившись на относительно безопасное расстояние, один из них поднял вверх руку и трижды завыл по-волчьи. То, что я увидел потом, потрясло меня, раздавило и сравняло с землей!

Из леса, окружавшего город сплошной стеной, разом выехало множество всадников, выстраивавшихся длинной бесконечной цепью. За их головами я успел разглядеть еще несколько рядов, но пар, валивший из глоток их коней, мешал, как следует, оценить их численность.

Иван грустно присвистнул и, бегло окинув взглядом противника, произнес:

– Тысяч тридцать, не меньше…

Я не поверил своим ушам и вопросительно посмотрел на него.

Иван понял, что я сомневаюсь в его словах, вздохнул и, показывая пальцем на их ряды, сказал:

– Смотри-ка, князюшка, во-о-он, как пар поднимается высоко, даже дальних деревьев не видать! Значит, – он почесал бороду, – их там рядов пятнадцать или двадцать еще будет…

Я согласился и, присмотревшись, убедился в правоте его слов – дальних деревьев действительно не было видно из-за тумана и пара, шедшего от всадников и их коней.

– Отобьемся или как?.. – Спросил я.

– Хрен его знает, князь… – воин пожал плечами. – Как Буг будет угодно, так и получится… – Он отошел от бойницы и крикнул воинам-лучникам. – Эй, робяты!